Бук застыл на месте и перестал дышать. Ее зрачки потемнели и стали почти черными. От пальцев шел такой жар, что у него дымилась кожа.
— Никому не причинять зла, — наконец вымолвил он. Как ни странно, его голос звучал ровно. — Это не просто слова. Я следую первому правилу Ремесла и не причиню зла вашей невестке и вам тоже, Рипли.
Очень медленно, следя за ней как за сторожевым псом, сорвавшимся с цепи, он поднял руку и накрыл ее ладонь.
— Вы не можете справиться с этим, правда? — Его голос звучал мягко. — А если можете, то не всегда. — Он дружески сжал ее руку. — Вы обжигаете мне запястье.
Эти слова заставили Рипли отпустить его. Когда она увидела оставленные ею красные пятна, ее рука задрожала.
— Я больше не буду. — Она попыталась восстановить дыхание и подавить этот бешеный выброс энергии. Иначе говоря, снова стать самой собой.
— Держите.
Она не слышала, как он вставал и шел к раковине. Сейчас Мак стоял рядом и протягивал ей стакан воды.
Рипли залпом выпила воду. Ею владел не то гнев, не то смущение. Но какая разница? Во всем виноват он, этот ужасный человек.
— Какого черта вам понадобилось приезжать сюда и совать нос в чужие дела?
— Знание истины спасает нас от хаоса. — Голос Мака звучал трезво и разумно. Рипли захотелось укусить его. — А терпимость и сострадание делают нас людьми. Отсутствие этих качеств позволяет фанатикам спекулировать на страхе и невежестве. Именно так они вели себя в Сейлеме триста лет назад.
— Да, ведьм больше не вешают, но это не значит, что мир стал терпимее. Я не хочу участвовать в вашем исследовании. Это мое последнее слово.
— Хорошо.
И тут Бук заметил, что она очень устала. Устала до изнеможения. Он ощутил жалость, смешанную с чувством вины.
— Ладно. Знаете, на днях произошла одна очень странная вещь…
Он сделал паузу. Рипли заерзала на стуле и неохотно посмотрела на Макаллистера.
— Я видел на берегу женщину. Сначала я подумал, что это вы. Те же глаза, то же лицо. Она была ужасно одинокой и очень печальной. Долго смотрела на меня, а потом исчезла.
Рипли плотно сжала губы и взяла бокал.
— Может быть, вы выпили слишком много «Мерло»?
— Она хочет искупить свою вину. А я хочу помочь ей сделать это.
— Вы хотите собрать данные! — бросила она ответ. — Хотите получить законные основания для нового крестового похода. Может быть, написать книгу.
— Я хочу понять.
«Нет, — подумал он, — это не все. Точнее, не! самое главное».
— Хочу знать, — уточнил он.
— Тогда поговорите с Майей. Она обожает все эти штуки.
— Вы выросли вместе?
— Да. Ну и что?
«С этой женщиной куда легче и приятнее иметь дело, когда она держит себя в руках», — подумал Мак.
— Я почувствовал, что между вами существует какое-то… э-э… напряжение.
— Опять же, ну и что?
— Любопытство — главная черта ученого.
— Любопытство сгубило кошку. — К Рипли вращалась ее обычная насмешливость. — К тому едва ли можно назвать настоящим ученым человека который разъезжает по миру, играя в охотника за ведьмами.
— Знаете, именно так говорит мой отец, — весело сказал Мак, встал, собрал грязные тарелки и поставил их в раковину.
— Значит, он разумный человек.
— О да. Я для него — сплошное разочарование, Нет, это несправедливо. — Бук вернулся и долил вина в бокалы. — Скорее головоломка, в которой хватает нескольких деталей… Кстати, расскажите мне о своих родителях.
— Они на пенсии. Отец был шерифом до Зака, мать — дипломированным бухгалтером. После выхода в отставку они купили трейлер и с тех пор живут на колесах.
— Объезжают национальные парки?
— Да, но не только. Они наконец-то получили возможность пожить для себя и напоминают двух подростков во время бесконечных весенних каникул.
Не столько эти слова, сколько тон, которым они были сказаны, помогли Маку понять, что Тодды были крепкой и счастливой семьей. Можно было не сомневаться: ее неконтролируемые выбросы энергии не были связаны с семейными ссорами.
— Вы работаете вместе с братом.
— Очень тонкое наблюдение.
Похоже, она окончательно пришла в себя.
— Я познакомился с ним вчера. Вы не слишком похожи. — Он оторвался от своих записей. — Если не считать глаз.
— Все гены красоты в нашей семье достались Заку. Мне ничего не осталось.
— Вы присутствовали При аресте Ивена Ремингтона, когда Зак был ранен.
Ее лицо снова окаменело.
— Хотите прочитать полицейский отчет?
— Я уже знаком с ним. Судя по всему, ночь выдалась не из легких. — Не будем форсировать события, решил он. — Вам нравится быть копом?
— Иначе я этим не занималась бы.
— Рад за вас. А почему «Мальтийский сокол»? — продолжал спрашивать Мак.
— Что?
— Мне интересно, почему вы выбрали именно этот фильм Богарта, а не, скажем, «Касабланку».
Рипли покачала головой, собираясь с мыслями.
— Не знаю. Может быть, потому что «Касабланка» — это игра, а «Сокол» — работа. В этой картине торжествует справедливость.
— Я всегда думал, что Илза и Рик после войн поженились, а Сэм Спейд так и остался сам по себе… Какая музыка вам нравится?
— Что?
— Музыка. Вы сказали, что любите заниматься физическими упражнениями под музыку.
— Какое это имеет отношение к вашей работе?
— Вы же не хотите участвовать в моем исследовании. Раз так, мы могли бы использовать оставшееся время, чтобы лучше узнать друг друга.
Она шумно выдохнула и пригубила бокал.
— Вы действительно странный человек.
— Ладно, если так, оставим вас в покое и поговорим обо мне. — Он откинулся на спинку стула Лицо Рипли сразу стало расплывчатым, и Мак поду мал о том, что пора сменить очки. — Мне тридцать три года, и я очень богат. Второй сын в семье Буков. Моя семья всегда специализировалась на юриспруденции. А я еще в детстве увлекся сверхъестественным: его историей и влиянием на культуру и общество. Это заставило родителей обратиться к психо-логу, и он заверил, что мое поведение — особа форма мятежа.
— Они потащили вас к психиатру, потому что вам нравились привидения?
. — Знаете, если четырнадцатилетний мальчик становится студентом университета, кто-то всегда вызывает к нему психиатра.
— Четырнадцатилетний? — Рипли поджала бы. — Да, это необычно.
