Бобби спала рядом, свернувшись калачиком и положив голову на плечо Винтер. Помнится, засыпали они на разных тюфяках, – наверное, девушка перекатилась поближе к ней во сне. Брезентовый полог палатки над головой был непроглядно темен. До рассвета еще далеко.
Недавние события вспоминались смутно, как в тумане, что и неудивительно на вторые сутки без сна. С холма, у подножия которого произошел бой с тремя кочевниками, ворданайский лагерь был виден как на ладони, и Винтер наблюдала за тем, как мушкетная перестрелка вскоре переросла в нешуточное сражение, а потом все заволок густой дым.
Только на исходе дня, когда перестрелка стихла, а Бобби отчасти пришла в себя, хотя и нетвердо держалась на ногах, Винтер наконец решилась вернуться в лагерь. И испытала безмерное облегчение, обнаружив, что им есть куда возвращаться, – лагерь уцелел, хотя ему явно был нанесен значительный ущерб. В общей суматохе, кажется, никто и не заметил ее отсутствия.
Вернувшийся первый батальон наконец поставил палатки, уцелевшие после пожара, в том числе и ее собственную. Винтер увела туда Бобби и Феор и приказала Граффу, чтобы ее не беспокоили по меньшей мере до Страшного суда. Из того, что было дальше, в памяти остались только блекнущие видения сна.
Винтер осторожно села, высвободив руку из-под тяжести Бобби. Капрал беспокойно шевельнулась, задвигала губами, словно продолжая некий беззвучный спор, но не проснулась. Пробравшись мимо нее, Винтер ощупью отыскала свой чемодан и, порывшись в нем, наконец извлекла коробок спичек и свечу.
Мундир на Бобби был тот же, что вчера, грязный и пропитанный потом. В дальнем углу палатки свернулась жалком комочком Феор, бережно прижимая к себе поврежденную руку.
«И что же мне теперь с ней делать? – Винтер привалилась к дорожному сундуку, покусывая нижнюю губу. Она не могла не чувствовать себя ответственной за Феор – точно так же, как чувствовала себя ответственной за Бобби, за все, что та и другая совершали по собственной воле. В случае Бобби ее оправдывал хотя бы армейский долг командира перед подчиненным. Ответственность за Феор Винтер взяла на себя волей-неволей, как ребенок, который приносит с улицы бродячую кошку, не задумываясь, кому предстоит о ней заботиться. – Да, но как же еще я должна поступить? Позволить ей убить себя?»
Рядом с сундуком лежал мешок, который таскал на себе убитый кочевник. Винтер прихватила увесистый мешок с собой, надеясь, что там окажется пища или вода, однако в нем оказался лишь какой-то диковинный фонарь. Девушка решила, что передаст его капитану, – вдруг он, в отличие от нее, обнаружит в этом фонаре что-то важное. «Хотя сейчас, наверное, у него совсем другие заботы», – подумала она.
Бобби снова пошевелилась, что-то невнятно пробормотала во сне. Рубашка ее выбилась из форменных брюк, и Винтер заметила полоску бледной кожи, которая в пламени свечи гладко лоснилась, словно отполированный камень. Винтер на коленях подползла к тюфяку, чтобы заправить рубашку, но остановилась. И осторожно приподняла ее чуть выше, обнажив место первой раны, которая едва не стоила девушке жизни.
Мраморное пятно было все там же, по-прежнему теплое и мягкое на ощупь, но на вид гладкое, как камень. Оно увеличилось, подумала Винтер. Во всяком случае, так ей показалось в неверном свете свечи, хоть она и сомневалась, что может безоговорочно доверять своим воспоминаниям о той ночи.
«Надо добиться хоть каких-нибудь объяснений от Феор. Разойдется ли это изменение по всему телу Бобби? И что будет, когда оно достигнет лица? – Винтер неприязненно глянула на спящую хандарайку. – Она знает. Не может не знать».
По палаточному шесту постучали, и тут же снаружи донесся хриплый взволнованный шепот:
– Лейтенант! Это я, Графф.
Винтер торопливо оправила форму Бобби. Граффу было известно, что капрал – девушка, но, кто такая на самом деле Винтер, он не подозревал. Можно представить, что он заподозрил бы, если бы увидел, как его лейтенант шарит под рубашкой у Бобби.
– Входи.
Графф нырнул в палатку, искоса глянул на Бобби и тут же заметно смутился. Винтер выразительно закатила глаза.
– Если ты будешь так себя вести, эта тайна скоро перестанет быть тайной.
– Так точно, сэр, – уныло отозвался Графф. – Просто… как посмотришь на нее, вот такую… – Он кашлянул. – Не пойму, как я сразу не догадался.
Винтер была того же мнения. Когда Бобби спала, черты ее смягчались, обретали женственность, которая выдавала девушку с головой. «Впрочем, я этого тоже не заметила». Винтер откашлялась, прочищая горло.
– Что случилось, капрал?
– Ну да, конечно. Прошу прощенья, сэр. Я не хотел вас будить, но когда увидел свет…
– Я не спал. В чем дело?
– В Фолсоме, сэр, – сказал Графф. – Он пропал вместе со всем своим караулом.
– Пропал? С каким еще караулом?
– Пока вы спали, сэр, лейтенант Варус запросил наряд для охраны капитанской палатки. Фолсом взял пару ребят из тех, кто нуждался в отдыхе, поскольку все остальные занимались сбором уцелевших припасов. Сейчас он должен был уже смениться с дежурства, потому я пошел за ним к палатке – а Фолсома там и не было.
– Наверное, капитан ушел куда-то и взял его с собой.
– Дело в том, сэр, – сказал Графф, – что на посту у палатки был караул, только не Фолсомов.
– Значит, капитан отпустил его пораньше. В лагере искал?
– Так точно, сэр. Нигде не нашел, сэр.
– Странно. – Винтер зевнула. – Думаю, можно будет расспросить командира наряда. Ты узнал этих новых караульных?
– С виду незнакомые, сэр. Сказали, что они из второй роты.
Винтер застыла.
– Из второй роты?!
Рота Дэвиса. Капитан ни за что не поставил бы людей Дэвиса охранять свою палатку.
– Именно так, сэр, – подтвердил Графф. – Насколько я знаю, капитан и старший сержант не шибко ладят. Мне это тоже показалось странным, сэр.
– Может быть, это дисциплинарный наряд. – Винтер поднялась и натянула мундир.
– Сэр, вы хотите поговорить с сержантом Дэвисом?
– Нет, это бессмысленно. – (Дэвис только осыплет ее оскорблениями.) – Спрошу у капитана, не отослал ли он Фолсома с каким- нибудь поручением.
– Я пойду с вами, – сказал Графф.
– Не нужно. Останься при Бобби. У нее выдался нелегкий день. – Винтер помедлила, затем перевела взгляд в другой угол палатки. – И проследи за тем, чтобы Феор никуда не уходила. Я скоро вернусь.
Палатка капитана Д’Ивуара была окружена своеобразной полосой отчуждения: ни солдат, устроившихся на отдых, ни брошенного на землю снаряжения, как будто все старались держаться от нее подальше. Подходя ближе, Винтер замедлила шаг. Ее охватили сомнения: «Может, там, у него в палатке, полковник?» Снаружи виден был только один часовой – его скрытая тенью фигура маячила около входа.
