— Я беременна, — сказала я.
Она подошла ко мне и обхватила, как грубоватый ухажер, за талию.
— Я не могу затягивать корсет туже, чем теперь. Либо мне дадут подходящую одежду, либо придется ходить голой.
— Да, месячных у вас не было, я заметила, — проговорила она. — На каком вы сроке?
— Я думаю… два месяца. — В последнее время я забывала отмечать даты в исписанном блокноте. Через окошко не разглядеть смены времен года, единственным ориентиром служило чередование темноты и света. И это существо, пришедшее извне и воцарившееся в моем теле, из-за которого тело разбухло, а платья стали рваться.
— Ложитесь, — сказала надзирательница, — я должна вас осмотреть.
На это я не рассчитывала. Нелепая тревога охватила меня. Я отнеслась к угрозе смерти с тупоумным безразличием, а теперь вся взмокла и покрылась холодным потом. Но иного выхода нет. Надзирательница опустилась на колени; я еле вынесла этот тщательный, болезненный, унизительный осмотр, но с облегчением заметила, как она вымыла руки в умывальнике, прежде чем взяться за меня.
Закончив, она сказала:
— Удивительно, как это вы вообще догадались, что с вами такое, дурочка вы маленькая. — (Я действительно едва не приняла беременность за что-то другое.) — А срок вы определили неправильно. Плод небольшой, но ему добрых четыре месяца.
После осмотра у меня все болело, но я села и уставилась на нее.
— Четыре месяца… этого не может быть.
— Не спали с мужчинами? Ну, тогда это чудо.
Я обхватила живот руками, чтобы приглушить протесты боли. И вспомнила, как люди думают, как восстанавливают события в памяти. Я спала с Фенсером в нашей с ним постели в деревне Ступени. До появления Фирью и бегства в Эбондис; прежде чем оборвалась любовь и все это случилось; до того, как Ретка…
— Но у меня были кровотечения, — воскликнула я, обращаясь к надзирательнице, — в положенное время.
— Такое случается. Много крови?
— Нет, очень мало.
— Она шла через плод. А вы уже забеременели. Многие женщины обманываются таким образом.
Она вытерла руки, сказала, что пришлет одежду посвободней. И что мне можно носить несильно затянутый корсет, он будет поддерживать живот. А также следует расширить рацион питания.
Говоря об этом, она смотрела на меня с презрением. Список предусмотренных тюремным уставом мер. А сколько еще несчастных женщин успело пройти через ее руки, женщин, у которых рос живот, которые рожали среди каменных стен и теней? Удалось ли кому-нибудь из них доносить дитя до срока? А мне удастся? И что ожидает болезненного ребенка, появившегося на свет в аду, где в конечном счете все подвластно черной Старухе?
И все же я не смогла устоять перед захлестнувшей меня волной блаженства.
До сих пор я не воспринимала его как живое существо. Но с каждым мгновением все, что казалось лишь утомительным недугом, странной водянкой, от которой вздулся живот… теперь это превратилось в чудо. Однажды, давным-давно, я испугалась, при обстоятельствах, которые в сравнении с нынешними были идеальны, и освободивший меня поток крови явился как благословение богини. Но этот островок света — здесь, в одиночестве, во мраке, — я всей душой потянулась к нему Ведь я ношу ребенка Фенсера. Дитя любви.
В обрамлении ветвей темно-зеленого дерева сидела моя светловолосая мама и весело разговаривала с маленькой девочкой, чьи волосы были еще светлей.
Я ощутила прилив отчаянной зависти, а потом вспомнила: ведь это моя дочка. И тогда полнейшее умиротворение снизошло на меня. Чувствуя, как на губах играет улыбка, я вскинула лицо навстречу теплому-теплому солнцу.
Повеяло запахом сирени. Я шла вперед, и мягкие коготки кустов легонько цеплялись за меня. Под лавровым деревом лежала тигровая змея, и я решила отнести ее своей дочке, пусть поглядит на этот царственный золотисто-оранжевый кушак, небрежно брошенный среди камней.
Но не успела я пройти лужайку, как началось землетрясение, а они еще не подняли глаз, не увидели меня и не поздоровались. Меня швырнуло наземь, стало бросать из стороны в сторону, я погрузилась в черную пустоту, а чей-то голос нетерпеливо повторял: «Вытяни руки, вытяни руки, давай живей».
Я покорно позволила этому неизвестному существу завладеть моими руками, но оказалось, это человек с соломенными волосами, который снова туго их связал.
Заметив, что ему удалось меня разбудить, он сказал:
— Вы отправляетесь вниз.
И все. Никаких пояснений.
Я не знала, что предвещают его слова, но внезапный страх — до чего же запоздалый — привел меня чуть ли не в умопомрачение, я стала громко кричать.
Он ударил меня; кажется, не очень сильно.
— Тихо, — сказал он.
И тут я заметила, что выносившая помои девушка тоже здесь, она собирала мои вещи и белье с постели.
Он вывел меня из камеры. Ругаясь и ворча, девушка пошла следом.
Мы начали спускаться.
Мы спускались в каменный колодец лестницы.
Теперь тьма стала почти осязаемой.
Моя новая камера: сделав пять шагов, ее можно обойти кругом. Окна в ней нет. Мне оставили несколько свечей. Их совсем мало. Появятся ли другие, когда сгорят эти?
Здесь холодно, но по-другому, чем наверху. Воздух тяжелый, как жидкость, и этот холод тоже жидкий, ты целиком погружаешься в него, он затекает под матрас.
А тишина зазвучала еще громче; иногда слышались быстрые, едва приметные шажки крыс, вероятно, за дверью.
Вот оно, возмездие. Это я поняла, но причина по-прежнему мне неизвестна.
Только ведь я беременна, а во многих странах существую законы, согласно которым тело преступника неприкосновенно, если в нем зародилась новая жизнь. Пока я ношу ребенка, у него нет никакой возможности меня повесить. Он и мечтать об этом не смеет.
Пока горела первая свеча, я изнемогла от страха, боясь сойти с ума.
Я судорожно пыталась сохранить рассудок — так утопающий цепляется за спасительный обломок доски.
Через несколько часов у меня кончились все свечи, я зажигала их друг от друга, ведь мне не оставили кресала. Если пламя угаснет, то насовсем.
Свет окончательно померк.
Что-то заскреблось в дверь.
Я прислушалась.
Что-то сказало:
— Пока ты здесь сидишь, все забудут про тебя.
Я решила, что это гном. Всякие мольбы бессмысленны.
— Ты не спишь? — прошипел чей-то голос.
Я спросила:
— Что мне сделать, чтобы вернуться в другую камеру?
— Уже поздно, — прошипел в ответ чей-то голос.
Не сон ли это? Кто-то вложил мне в руки гадальную карту, и я вижу ее, ибо в подземелье Дома Ночи вновь появился свет.
