Мир уже совершенно точно стал другим. Он точно уже никогда не будет прежним. Но мы в нем остались.
* * *
Ну что еще сказать? Первая, очень поверхностная оценка понесенных Россией людских потерь была сделана еще до окончания войны, еще зимой. Выглядела она настолько по-средневековому жутко, что в нее просто невозможно было поверить. Что мировые, что «возрожденные» отечественные СМИ захлебывались комментариями, поворачивая не умещающееся в сознание число разными боками, деля его на составные части и собирая снова. К счастью, реальность оказалась чуточку более щадящей. Неожиданно большое число людей, считавшихся погибшими или пропавшими без вести, возвращались в родные места или начинали жизнь почти с нуля на новом месте. Там, куда забросила их судьба, иногда за тысячу километров от старого дома. Война 2013–2014 годов вновь отучила мир насмешливо воспринимать слова о «русском характере». Неожиданно оказалось, что такое понятие действительно существует – уж это человечество вполне сейчас прочувствовало. И скорее всего именно некие особенности того самого русского характера и позволили стольким миллионам – многим десяткам миллионов – совершенно гражданских, мирных людей выжить без государства, без цивилизации. В отрыве от всего или почти от всего, составлявшего их жизнь до войны. Уехавшие из городов и городков в никуда, в мельчайшие поселки и хутора, просто в леса и степи – семьями, командами, даже поодиночке, – они пережили и весну, и лето. Не попали под опустошившие города эпидемии. Неся потери и от карателей, и от бандитов, все же продолжали копать землю и сажать то, что можно было съесть, если удастся дожить до урожая. Отдали партизанам и действующей армии всю свою молодежь. Отдали трудовому фронту всех себя, когда волна прокатилась назад и появилось, куда выйти из леса. Вряд ли на такое были массово способны больно цивилизованные европейцы и участвовавшие в нападении на Россию азиаты, включая японцев и южнокорейцев. Вряд ли – как раз не особо цивилизованные арабы. Впрочем, ни тем, ни другим при схожей ситуации просто некуда было бы деться. В плотно заселенной Европе, в Японии, на Корейском полуострове, в арабских полупустынях просто негде спрятаться и нечем прокормиться на ничейной земле. Не останешься незамеченным, когда хоть сколько-то оккупантов да контролируют каждую пару сотен квадратных километров.
Не в первый раз, но России опять помогли ее размеры. Вражеское нашествие размылось на тысячах километров недружественной земли. Без полноценного геноцида ее было себе не присвоить, а полноценный геноцид вызвал такой ответ, который не просто опрокинул агрессора, но и принес войну в его собственный дом. Опять же совершенно не в первый раз.
Командир партизанских разведчиков пережил войну, пусть и оставшись инвалидом. Противопехотная мина, уложившая его напарника и оторвавшая ему обе ступни, не сумела убить старшего лейтенанта на месте, а судьбе он шанса не дал. Остановил кровотечение, не умер от болевого шока. Приводя себе в пример летчика Маресьева и радуясь относительно теплому времени года, прополз за четыре дня почти 25 километров, пока не добрался до человеческого жилья. К моменту, когда подошла его очередь на реконструктивную хирургию, бывший старший лейтенант уже занимал должность доцента на своем старом месте, преподавая «Автоматизированные электромеханические комплексы и системы». Даже увечье не лишило его природного упорства и жизнелюбия, а с обаянием у него всегда все было в порядке. Женился он быстро и удачно, и дети были хорошие.
Его товарищи так никогда и не разыскали старшего лейтенанта Сомова потому, что по понятным причинам командир взвода разведки никогда не называл никому в отряде свои настоящие имя и фамилию. На самом деле он был не Николай Сомов, а Никита Сонин. Своих же он после войны не искал, считая отряд уничтоженным полностью. Поскольку тот так и оставался безымянным, действующие регистры поиска были малополезны. Только уже в 2020 году бывший командир партизанского разведвзвода случайно услышал в идущем по радио «Часе имен» имя Арсена Кочиева и слова «Разыскивает… действовавших в Лодейнопольском районе Ленинградской области летом и в начале осени». И даже записал озвученный адрес, но писать «Арсению» на юг так и не стал. Награды Сонин надевал два раза в год – на первый День Победы и на второй. Пришедший ему летом, в самое горячее время, драгоценный орден Мужества, медаль «Партизану Отечественной войны» II степени, «Победу», естественно. Ходил он на своих протезах плохо, но самостоятельно. Работая с утра до вечера, растя детей, лихо водя переделанную под ручное управление машину, бывший старший лейтенант Сомов прожил долгую и успешную жизнь совершенно счастливым человеком. У него все было хорошо.
Арсен Кочиев, известный своим товарищам как Арсений, уехал после войны на юг. Война оставила в его душе слишком тяжелые следы, Арсен сменил за несколько лет три работы и двух жен, но ни в одном доме не мог оставаться надолго. В конце концов он нашел себя в месте, максимально далеко отстоящем от всего, напоминавшего дважды раненному человеку войну. Смешно сказать, начал разводить баранов в своих родных предгорьях. Занятие, ничем не хуже любого другого. Вообще, любой человек, серьезно занимающийся делом, имел в новой России все возможности быть уверенным в своем будущем – вот чего нам не хватало все довоенные годы. Знатный животновод Арсен Кочиев последовательно добавил к своим скромным боевым наградам обе медали ордена «За заслуги перед Отечеством», основал на собственные деньги «Дом сирот дяди Арсения» и все-таки женился снова. Большой дом, большое сердце… Жена долго пугалась того, как он кричит во сне: «Док, стрелок слева, слева! Сними его, он нас всех убьет!..» Бывший рядовой Кочиев умер еще довольно молодым человеком, неожиданно для всех. Его именем назвали школу в Алагирском районе.
Вика и Костя закончили войну в Брюсселе, в составе все той же бывшей 32-й отдельной Ленинградско-Павловской Краснознаменной мотострелковой бригады. Ныне 32-й отдельной Рижско-Ленинградско-Павловской Краснознаменной Жуковской мотострелковой. Шире известной просто как «Новосиб». Старший сержант и сержант расписались на раздолбанном, выгоревшем здании штаб-квартиры НАТО на бульваре Леопольда III, видя в этом какой-то сакральный смысл. На самом деле, смысла не было. Когда паломничество желающих расписаться или просто нацарапать на обугленных стенах пару добрых анонимных слов начало затихать, здание снесли просто на хрен, до основания. Подрывом нескольких сотен щедро уложенных под стены зарядов взрывчатки. Оконные стекла вышибло в половине города – и не было, между прочим, ни одного протеста со стороны местного населения, которого предупредили заблаговременно и корректно. Население бельгийской столицы с ужасом прислушивалось и молчало в тряпочку. Не желающих молчать в тряпочку бойцы комендантского батальона карали, совершенно не колеблясь. Батальон был «чеченским» – еще одна издевка русских над местными стереотипами, ведь европейские правозащитники несколько десятилетий боролись за права чеченского народа, угнетаемого нехорошей Россией. На батальон приходилось аж трое Героев России, и, разбирайся бельгийцы в русской геральдике получше, они сочли бы это дополнительным актом устрашения.
Вика демобилизовалась в декабре 2014-го, по беременности; Костя ушел ровно годом позже. На двоих у старшего сержанта и сержанта Титовых было три «Святых Георгия», две «Отваги» и по «Партизану», и выглядела пара, конечно, колоритно. Хотя и совершенно обычно, кстати. Возвращаться обоим было некуда, и, когда Костя дослужил свое в Западной группе войск, растущая семья осела в мелком городке на азовском побережье. К 2016-му у них было уже пятеро детей; впрочем, трое из них приемные. Тоже обычное дело. Вика еще до родов дважды ездила в Петербург, но не сумела отыскать никаких следов мамы. Ее заявление лежало в «Бюро розыска», и Вика продолжала надеяться, но… На отца была хотя бы похоронка: второй раз полковника Петрова сбили уже под словацкой Трнавой, и, хотя катапультировался он чисто, его добили на земле. Десантировавшаяся группа спецназа ВВС сумела спасти оператора, перебила больно храбрых против раненого пилота бойцов-«территориальников», и вывезла тело полковника на свою территорию. В 2018-м его перезахоронили в Химках, как сотни тысяч других. Из-за того, что дети были еще малы, Вика и Костя не выбрались на открытие памятника и впервые приехали много позже. Очень намного, когда хилые саженцы метровой высоты уже превратились в нормальные молодые липы и клены. Нужную аллею они нашли быстро: «Словакия» располагалась, как и положено, между «Украиной», «Польшей», «Венгрией», «Чехией» и «Австрией». Десятки бетонных плит, тысячи имен. «Герой Российской Федерации, полковник М. М. Петров». Выдавленная в бетоне и залитая золотом звездочка под папиным именем. Все правильно. Все хорошо.
