— Ты думаешь, нам следует куда-нибудь уехать? — спросила Мог.
Гарт посмотрел на нее и, заметив ее испуг, подошел и крепко обнял.
— Я не могу уехать отсюда, даже если очень захочу, — признался он. — Как только мы уедем, мой паб сразу разгромят; лучше уж я буду стеречь вас с Бэлль здесь. Но Кент не посмеет сюда явиться. Он не дурак — в противном случае его бы давно поймали. Поэтому мы останемся и будем продолжать работать, только станем держать ухо востро.
— Пора завтракать, — сказала Бэлль.
Она сняла с крючка сковородку, а Мог стала накрывать на стол.
Через четверть часа все сидели за столом и ели яичницу с беконом. Спокойствие было восстановлено.
— Я хотел прийти еще вчера, — признался Ной, беря еще один кусок хлеба. — Вчера мы получили телеграмму из Парижа, в которой сообщается, что жандармы нашли тело пропавшей девушки. Но я задержался на работе, и ехать к вам было слишком поздно.
— Оно было зарыто у Паскаля в саду? — спросила Бэлль.
Она чувствовала, как у нее по коже побежали мурашки.
— Нет, они все там перекопали, но ничего не нашли. Тело обнаружили на каком-то пустыре, за храмом Сакре-Кер. На него наткнулся один из рабочих, который разравнивал там землю, чтобы положить асфальт. Девушку опознали по ожерелью, которое подарила ей бабушка.
— От чего она умерла? — спросил Гарт.
— А об этом обязательно разговаривать за столом? — дрожащим голосом произнесла Мог.
Ной извинился, но тем не менее ответил, что девушку задушили.
— Есть доказательства того, что это дело рук Паскаля? — поинтересовалась Бэлль.
— В его доме нашли ее одежду, — ответил Ной. — Ту, что была на ней в день исчезновения. Этого достаточно, чтобы вынести ему обвинительный приговор.
— Если бы я был жандармом, я бы выбил из него признание, — мрачно изрек Гарт.
— Я бы не удивился, узнав, что в жандармерии так и поступили, — хмыкнул Ной. — Со дня на день состоится суд. Я должен ехать в Париж — мне нужно будет написать об этом статью.
— Мне тоже необходимо ехать в Париж? — спросила Бэлль.
— Не думаю. Филипп сказал, что данных тобой показаний вполне достаточно. Они арестовали и мадам Сондхайм. Когда ее будут судить, возможно, понадобятся твои показания, но пока до этого далеко. Продолжается сбор улик о ее преступлениях и, разумеется, о преступлениях ее соучастников.
— А как же Лизетт? — встревожилась Бэлль. — Она будет давать показания?
— Ты сама сможешь с ней об этом поговорить, она уже едет сюда. — Ной широко улыбнулся, его глаза восторженно заблестели. — Два дня назад я получил от нее письмо. Они с сыном были в Нормандии у ее тетки. Через неделю они прибудут в Дувр. Сегодня пойду подыскивать для них жилье. Неподалеку от моего.
— А Этьен знает об этом? — Бэлль вынуждена была спросить о нем, не могла сдержаться. Она почувствовала пристальный взгляд Джимми, но понадеялась, что он не уловил волнения в ее голосе и не догадался, что у него есть соперник.
— Возможно, о трупе, найденном у церкви, ему ничего не известно, но о мадам Сондхайм он обязательно услышит — как ни крути, а он оказал неоценимую помощь французской полиции. Этьен храбрый человек, заметная фигура. Он поразил меня своей решимостью положить конец торговле юными девушками, и я подозреваю, что он давно перестал думать о собственной безопасности.
Бэлль ожидала от Джимми язвительных комментариев, но он промолчал. Чем заслужил еще одно очко в свою пользу.
Позже, тем же вечером, Джимми рассказал, что все разговоры в пабе велись о том, что Кент застрелил полицейского.
— Их послушать — все отлично знают Кента! — Джимми кипел от злости. — Но когда два года назад мы пытались его найти, никто из этих трусливых болванов ни слова о нем не сказал!
Бэлль рассмеялась. Ее забавляло то, что такой мягкий человек, как Джимми, так кипятится.
— Сомневаюсь, что они вообще его знают. Просто такова людская природа. Держу пари, что половина населения Лондона уверяет, будто их родственники или друзья утонули на «Титанике».
Джимми согласился с ее доводами.
— Когда сообщили эту новость, только об этом и говорили. Готов поспорить, когда арестовали Джека Потрошителя, сотни девушек клялись, что им удалось выскользнуть из его лап.
— Полиция продолжает патрулировать улицы? — поинтересовалась Бэлль.
Гарт запретил ей даже нос высовывать на улицу.
— Да, они повсюду, и горожане уже начинают жаловаться. Владельцы магазинов утверждают, что люди перестали ходить за покупками. Уличные проститутки не могут снять клиента, а у карманников нет карманов, которые они могли бы «подрезать».
— В пабе стало меньше посетителей?
— Нет. Что самое смешное, посетителей в «Бараньей голове» даже прибавилось. К нам даже приходят люди, которые вообще не живут в этом районе.
— Когда умерла королева Виктория, в бордель Энни хлынули толпы клиентов, — ехидно заметила Мог. — А теперь объясните мне, почему у мужчин взыграла кровь от известия о смерти монархини?
Все трое засмеялись и уже не могли остановиться. Бэлль было особенно весело, потому что она живо представляла себе безумие, царящее за дверями борделей. Но что так рассмешило Джимми, она не знала.
От хорошей порции смеха у всех улучшилось настроение.
После возвращения в Лондон Бэлль взяла на себя обязанность каждое утро убирать в пабе, пока Мог хлопотала по хозяйству. Одним из преимуществ ее новых обязанностей было то, что именно она всегда забирала почту. Бэлль понимала, что Джимми, возможно, будет уязвлен, если она получит письмо от Этьена, а Мог, скорее всего, захочет узнать как можно больше, поэтому девушка предпочитала, чтобы ее корреспонденцию никто не видел.
Прошло уже две недели после возвращения Бэлль в Лондон, а письма от Этьена все не было, и она уже готова была сдаться. Но когда сегодня утром Бэлль вошла в паб и увидела на полу под почтовым ящиком белый конверт, она тут же помчалась к двери. К ее радости, письмо было адресовано ей. Бэлль спрятала его в карман фартука и поспешила в свою комнату, чтобы прочитать.
На конверте марок не было, ни французских, ни каких-либо других, но она нетерпеливо его вскрыла, в глубине души надеясь, что Этьен приехал в Англию и сообщает ей об этом. Однако Бэлль была разочарована, когда поняла, что адресант живет в Кинг-Кросс. Письмо было от мамы, и Бэлль почувствовала некую вину за свое разочарование.
— «Милая Бэлль, — прочла она. — Я так рада, что ты снова в Англии, жива и здорова. Пожалуйста, прости, что не навестила тебя, но между нами с Мог повисли обиды, и я, если честно, не могу прийти. Я отправлю это письмо сегодня утром по дороге на рынок. Надеюсь, мы сможем встретиться сегодня, чуть позже, на Мейден-лейн, в кафе. Мог ничего не говори, она всегда предпочитала обладать тобой безраздельно. Она не отпустит тебя. Жду тебя в половине одиннадцатого. Твоя любящая мать».
