— Ничего не нашел? — сочувственно спросила Юла, когда мокрый Филин пролез в дупло, едва не поскользнувшись на скользкой коре прилетной ветки.
— А ты как думала? — раздраженно буркнул он в ответ, энергично встряхиваясь. — Впрочем, отступать я не собираюсь, — сурово добавил он, глядя супруге прямо в глаза.
— Конечно, — негромко отозвалась Юла. — Ты и не должен отступать, пока не выяснишь все точно. Только после этого ты сможешь выбросить норок из головы и вернуться ко мне.
— Разве я был не с тобой, Юла? — удивился Филин. Такого важного и серьезного разговора не было у них уже давно.
— Нет, ты был не со мной. Ты был далеко, и ты сам не понимаешь — и вряд ли когда-нибудь поймешь, — как далеко. В последние несколько месяцев ты был рядом — и вместе с тем тебя не было.
Филин молча вглядывался в непроницаемую пелену дождя. Юла говорила таким сочувственным и ласковым голосом, что можно было подумать — это не она, а какая-то другая птица. Нет, не другая птица, а прежняя Юла, какой она когда-то была, — заботливая, понимающая, любящая. И все-таки, прежде чем поверить в ее волшебное преображение, Филин должен был разрешить главную проблему.
— Почему ты не поддержала меня, Юла? — мягко спросил он.
— Потому что ты сам оставил меня, Филли. Я хотела быть с тобой, но ты не брал меня, а потом я убедилась, что ты уходишь далеко, куда я не могла за тобой последовать. И никто другой тоже не мог. Тебе пришлось одному добираться.
Филин продолжал всматриваться в дождь. Капли воды громко барабанили по листьям и по земле, и он с трудом слышал слова Юлы.
— И где я теперь? — спросил он, перекрывая шум дождя. Неожиданно ему захотелось услышать от Юлы какой-нибудь совет или просто доброе слово.
— Ты возвращаешься, Филли. Возвращаешься ко мне и ко всем остальным тоже.
Филин почувствовал, как его захлестывают нежность и теплота.
— И ты… рада моему возвращению, Юла? — спросил он.
— Конечно, — улыбнулась она. — Я всегда любила тебя и до сих пор люблю. Я должна тебе сказать… что бы я ни говорила, я никогда не считала тебя наседкой. Иди-ка лучше сюда и дай мне обнять тебя как следует. Я знаю, как тебе было трудно. Как хорошо, что все это почти закончилось.
Филин улыбнулся в темноту и запрыгал по полу дупла к гнезду. Должно быть, Юла совсем недавно прибрала здесь, а он и не заметил. Гнездо показалось ему уютным и теплым, но нежные объятия Юлы были еще уютнее. Как же он соскучился по ней!
— Весь лес снова принадлежит нам, Филли, — напомнила Юла и заговорщически подмигнула. — Может быть, стоит вспомнить старое доброе время?
— Я хотел бы сначала слетать в одно место, — неуверенно пробормотал он, чувствуя всем телом ее уютное, домашнее тепло. — Ты разрешишь?
— Конечно, любимый, — шепотом ответили Юла. — Разве я когда-нибудь мешала тебе делать то, что нужно? Зато когда ты вернешься, мы сможем делать то, что нам хочется.
Глава 67. МЫ СНОВА БУДЕМ ПРАВИТЬ!
Пять ночей потратил Филин на поиски, но норки так умело прятались, что за все это время он так и не отыскал никаких следов. В конце концов он добрался до самой окраины большой человеческой колонии, куда переселился Фредди с семьей. Увы, как и в прошлые разы, он ничего подозрительного не заметил, поэтому теперь, летя над торфяной пустошью, Филин почти не смотрел на мрачную и безжизненную равнину под собой.
Лишь уловив краем глаза мутное движение, Филин опустил голову и успел заметить какое-то существо, пробирающееся среди вереска. Развернувшись, он пошел на снижение, но неизвестное существо успело юркнуть в плотные заросли утесника, и Филину пришлось ждать, пока оно снова окажется на открытом месте и даст ему возможность как следует рассмотреть себя.
Когда существо снова запрыгало через вереск, Филин едва не вскрикнул от радости. Норка! Эти целеустремленные и быстрые движения маленького гибкого тела, которое скользнуло между шуршащими метелками вереска так плавно, словно зверек не бежал по земле, а летел, невозможно было не узнать или спутать с чем-то другим. Норка держала что-то в зубах, и это порадовало Филина еще больше. Значит, понял он, норка охотилась и теперь возвращалась в свой новый лагерь.
Он стал ждать, пока норка достигнет шоссе, рассчитывая, что тогда ему будет легче проследить ее путь, но она не стала пересекать дорогу. Вместо этого она скользнула в русло неглубокого ручья, текшего параллельно шоссе, и скрылась в дренажной трубе. Филин хорошо помнил, как в юности он исследовал одну такую трубу, ибо ему казалось, что это самое подходящее место для полевок-береговушек, но его ждало разочарование. Труба оказалась пустой и безжизненной, как и большинство непонятных человеческих сооружений, да и запах там стоял отвратительный.
Дважды ударив крыльями, Филин перелетел шоссе и стал ждать, пока норка покажется с другой стороны,
но она не появлялась, и это его озадачило. Похоже, норка осталась в трубе. Это казалось невероятным, но потом ему пришло в голову — а ведь никакое это не безумие. Он же не нашел их ни в одном из тех мест, которые были, с его точки зрения, самыми подходящими, а заглянуть в дренажную трубу он не догадался бы еще лет сто. Должно быть, примерно так же рассуждали и люди, ища норок где угодно, но только не у себя под носом. И если замеченное им существо действительно было норкой, то удивляться было совершенно нечему — подобная дерзость была вполне в духе норкомышления.
Он опустился на низкий берег ручья чуть выше того места, где исчезло непонятное существо, и прислушался. Шорохи и голоса, которые заглушали сонное журчание воды, подсказали ему, что в трубе скрывается не одно существо, а по крайней мере несколько. Некоторое время он раздумывал над тем, не улететь ли, пока не поздно, но округлая темная арка влекла его к себе с неодолимой силой. Он должен был знать.
Филин слетел на дно ручья и неслышно запрыгал по камням, выбирая самые сухие, чтобы ненароком не поскользнуться. Наконец он подобрался к трубе почти вплотную и, вытянув шею, заглянул в нее.
Первое, что он увидел, был оранжево-черный кошачий хвост, небрежно прислоненный к выгнутой бетонной стене у самого входа. Рядом с ним скорчилась норка, в которой Филин узнал М-Первого,— или это все-таки был М-Второй? Как бы там ни было, при его появлении эта норка не пошевелилась. Чуть дальше, в сырой и дурно пахнущей темноте, Филин разглядел группу норок, которые, собравшись вокруг большого плоского камня, рвали на части свежий труп какой-то птицы. Еще одна норка, приволакивая заднюю лапу, подковыляла к ним, и по внушительным размерам и встопорщенным усам Филин узнал свирепого Макса. Две тяжело раненные норки лежали на заиленном полу возле тоненькой струйки воды, робко пробиравшейся к выходу. Одна из них то и дело принималась лизать распоротый живот, вторая лежала вытянувшись и не шевелилась. Глаза ее были закрыты, и Филин уловил в воздухе сладковатый запах разложения.
Макси первым заметил его. Остановившись на полушаге, он тревожно захрипел, отчего все остальные тут же повернулись к выходу. Филин машинально отпрянул, но сразу справился с собой и слегка расслабился. Норки уже не выглядели могучими и опасными хищниками. Эти исхудавшие, растрепанные существа, перепачканные грязью и засохшей кровью, нисколько не напоминали тех гладких, сытых зверей, которые держали в страхе весь лес. Остатки стаи… жалкие остатки.
