— Пожалуйста, Нико, выслушайте меня…
— Один, два, три, и вы — четвертая.
Пальцы его спокойно отсчитывали бусинки четок, одну за другой. Он уже добрался до половины. Осталось всего шестнадцать бусинок.
— Один, два, три, и вы — четвертая. Один, два, три, и вы — четвертая.
— Почему вы не слушаете меня? — всхлипывала первая леди. — Если бы вы… я могу… я могу помочь вам…
— Один, два, три, и вы — четвертая.
— Я могу… я даже… — Торопясь, она заговорила быстрее: — Я могу рассказать, как умерла ваша мать.
Нико замер. Голова его склонилась к плечу, но выражение лица осталось таким же спокойным, как и раньше.
— Вы лжете.
Его палец скользнул к спусковому крючку, и он нажал на него. Легким и плавным движением.
Раздалось резкое шипение, за которым последовал негромкий хлопок, как будто лопнул воздушный шарик. Лобовое стекло внедорожника окрасилось изнутри-красным.
Первая леди повалилась набок, а то, что осталось от ее головы, уткнулось в рулевое колесо.
Глядя перед собой ничего не видящими глазами, Нико поднес револьвер к виску.
— Ваша судьба — это и моя судьба, доктор Мэннинг. Я иду, чтобы присоединиться к вам в аду.
Даже не зажмурившись, он нажал спусковой крючок.
Клик.
Он нажал снова.
Клик.
Барабан пуст… патроны кончились, — понял он, глядя на револьвер. Из горла у него вырвался короткий, неуверенный смешок. Он поднял глаза вверх, потом снова опустил взгляд на револьвер, очертания которого быстро потеряли четкость, — это на глаза у него навернулись слезы.
Разумеется. Это было испытание. Чтобы проверить крепость его веры. Посланное ему Господом.
— Один, два, три, и вы — четвертая, — прошептал он. Палец его добрался до последней деревянной бусинки с изображением Девы Марии. На лице у Нико заиграла улыбка, сдержать которую он был не в силах. Он снова поднял глаза вверх, потом поднес четки к губам и поцеловал их.
— Спасибо тебе… благодарю тебя, Господи.
Наконец-то он выдержал испытание. И теперь мог закрыть Книгу.
Глава сто четырнадцатая
На следующее утро, в десять минут восьмого, когда небо еще затянуто хмурыми облаками, я сижу на заднем сиденье черного сверкающего внедорожника. Здесь так сильно ощущается запах новенького автомобиля, что я сразу же догадываюсь, что он не из нашей конюшни. Обычно это служит лишним поводом для радостного волнения. Но только не сегодня. Особенно после того, что случилось прошлым вечером.
Впереди сидят два агента. Во время поездки в салоне царит неловкое молчание. Нет, естественно, мы перекинулись парой слов. Как ваша голова, в порядке? Как вы себя чувствуете? Но я достаточно долго имел дело со Службой, чтобы понимать, когда им приказывают держать рты на замке.
Мы поворачиваем налево, на Лас-Бризас-авеню, и я сразу же замечаю фургоны радио- и телекомпаний и репортеров, стоящих с микрофонами перед объективами. При нашем приближении они бросаются к желтой ленте, но около, полудюжины агентов в штатском легко удерживают их на месте. Наш автомобиль подъезжает к ухоженным кустам, и слева от меня распахиваются высокие деревянные ворота. Но я еще успеваю услышать, как какая-то азиатка-репортерша, повернувшись к нам спиной, вещает в микрофон: «Повторяю еще раз: бывшая первая леди Ленора Мэннинг обнаружена мертвой…» — а потом любезно делает шаг в сторону, уступая нам дорогу.
Репортерам и прессе известно лишь, что ее нашли мертвой в машине и что застрелил ее Нико. Если бы они узнали о том, к чему она причастна… или о том, что она успела натворить… то настырных охотников за сенсациями не смогла бы сдержать и армия агентов. Представители Службы, делая вид, что пребывают в полном неведении, заявили мне, что поскольку Нико все еще на свободе, то будет лучше, если меня доставят на место в служебном автомобиле. По-моему, предлог выбран вполне удачный. И когда агенты сегодня утром постучались в мою дверь, я почти поверил им.
Когда ворота медленно закрываются за нами, я даже не делаю попытки обернуться. У меня нет ни малейшего желания увидеть свое лицо в выпуске утренних новостей — особенно учитывая порез на носу и синяк под заплывшим глазом. Вместо этого я внимательно изучаю вымощенную каменными плитами подъездную дорожку, ведущую к знакомому бледно-голубому особняку. По обе стороны нашего внедорожника как из-под земли вырастают шесть агентов, которых я никогда не видел, и бдительно следят за тем, чтобы никто не просочился внутрь, пока ворота еще не закрылись. Когда я открываю дверцу и выбираюсь наружу, все как по команде устремляют взгляды на меня. К чести агентов надо сказать, что они быстро отводят глаза, делая вид, что ничего особенного не произошло. Но меня можно считать экспертом экстракласса, когда речь идет о том, чтобы ловить брошенные искоса любопытные взгляды. И когда я иду к передней двери, то спиной чувствую, что они смотрят мне вслед.
— Уэс, правильно?
Стриженный наголо агент афроамериканской наружности открывает дверь и знаком приглашает меня войти. Как правило, внутри дома не бывает дежурного поста. Но сегодня особый день.
— Он ждет в библиотеке, поэтому прошу вас пройти…
— Я знаю дорогу, — обрываю я и делаю шаг в сторону, чтобы обойти его.
Агент заступает мне дорогу.
— Я и не сомневался, что вы ее знаете, — с деланной улыбкой заявляет он.
Подобно агентам, несущим охрану снаружи, на нем стандартный деловой костюм с галстуком, вот только микрофон в петлице… Поначалу я даже не замечаю его. Он совсем крошечный, не больше булавочной головки. Я не помню, чтобы охране бывшего президента выдавали столь высокотехнологичное оборудование. Но кем бы этот человек ни был, он не из отделения Службы в Орландо. Он явно прибыл из округа Колумбия.
— Будьте так любезны пройти со мной…
Он поворачивается и ведет меня по центральному коридору в гостиную для официальных приемов, мимо обитой золотистым бархатом софы, на которой еще вчера лежали искусственные глазные яблоки Лейланда Мэннинга, изготовленные в музее мадам Тюссо.
— Прошу вас, — говорит агент, останавливаясь у двойных застекленных створчатых дверей в дальнем углу комнаты. — Я подожду здесь, — добавляет он, указывая в сторону центрального коридора. Его слова не добавляют мне уверенности, да он на это и не рассчитывает.
Глядя ему вслед, я прикусываю щеку изнутри в том месте, где она утратила чувствительность, и протягиваю руку к медной дверной ручке в виде американского орла. Но не успеваю я коснуться ее, как она поворачивается и дверь открывается. Я так внимательно следил за агентом, что не заметил его. Наши взгляды встречаются. На этот раз, однако, когда я вижу его карие глаза с голубыми искорками, желудок у меня не протестует. А он не убегает от меня.
