в июле 1942 года, увидев проходящих мимо его офиса евреев, которых возглавляемое им ведомство определило для отправки в лагерь смерти, он написал жене скорее случайно, чем по какой-либо еще причине: «Когда сегодня мимо меня проходили фигуры, когда я видел эти фигуры, я думал, что нахожусь во сне»[43].
Как многие немцы, Шёнинг руководствовался прежде всего желанием пережить войну целым и невредимым и либо игнорировать, либо принять неизбежные и неприятные побочные эффекты войны. Он также понимал преследование евреев как такой побочный эффект. Но, поскольку он воспринимал евреев как безвозвратно потерянных, обреченных на смерть, его собственное поведение, казалось, уже никак не могло повлиять на их судьбу. Решающим фактором здесь было то, что, как и большинство немцев, он воспринимал евреев как чужаков, не своих, и что только его собственное привилегированное положение немца защищало его от такой участи.
ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ТРУД
Одним из факторов, позволивших Германии в экономическом отношении продолжать войну в течение нескольких лет после рубежа 1941–1942 годов, было использование труда иностранных рабочих. После того как часть французских и все бельгийские и голландские пленные были отпущены на свободу, весной 1940 года нацисты рекрутировали рабочую силу в Польше, а летом в Германию для принудительных работ были доставлены около миллиона французских военнопленных. Летом 1941 года в Германии работало около трех миллионов иностранцев, в основном в сельском хозяйстве и строительстве.
Однако с разворотом военной экономики зимой 1941/42 года потребность в рабочей силе у германской промышленности значительно выросла. Только с декабря 1941 года по март 1942 года в вермахт было призвано дополнительно более миллиона немцев, хотя уже в октябре германская военная промышленность заявила о нехватке 800 тысяч рабочих. До этого доля промышленных рабочих, призванных на военную службу, едва достигала 17 процентов, а в горнодобывающей промышленности даже всего 11 процентов; теперь она выросла до более чем 25 процентов, достигнув пика в 40 процентов в 1944 году[44].
Только теперь привлечение к работам советских военнопленных, которое ранее было категорически запрещено приказом фюрера, потребовалось на более широком фронте. Хотя привлечение к работам военнопленных в рейхе было разрешено с начала ноября 1941 года, на деле не удалось привлечь к работе большую их часть. Чиновник министерства, отвечавший за «трудоустройство» военнопленных, докладывал в феврале 1942 года: «Нынешние трудности в использовании рабочей силы не возникли бы, если бы было своевременно принято решение о привлечении к работам советских военнопленных. – В нашем распоряжении было 3,9 миллиона русских, из которых осталось только 1,1 миллиона. Только с ноября 1941 по январь 1942 года погибло 500 тысяч русских. Число советских военнопленных, занятых на работах в настоящее время (400 тысяч), вряд ли можно увеличить»[45].
После назначения гауляйтера Заукеля, который, как считалось, обладал большим политическим влиянием, генеральным уполномоченным по трудовому найму и распределению рабочей силы «трудовая мобилизация иностранцев» была реорганизована. Привлечение как можно большего количества иностранных работников в кратчайшие сроки стало политическим приоритетом. Это стало началом настоящей охоты на мирных жителей оккупированных территорий Советского Союза, которых теперь в огромных количествах привозили в Германию в качестве рабочей силы – около 1,4 миллиона только с апреля по конец ноября 1942 года. Прежде всего, военным заводам и горнодобывающей промышленности срочно требовались рабочие руки для обеспечения поставок вооружений в необходимых на тот момент объемах.
Как и «задействование поляков», привлечение советских подневольных работников в рейхе также регулировалось системой всеобъемлющих репрессивных и дискриминационных мер, которые, однако, по степени своей радикальности значительно превосходили те, которыми регламентировался труд поляков. Работники из Советского Союза, которых стали называть остарбайтерами (рабочими с востока), должны были носить специальную нашивку с надписью «Ost» (восток), жили в лагерях, огороженных колючей проволокой и охраняемых, и были особенно подвержены произволу гестапо и охранных подразделений.
Тем временем в рейхе сформировался настоящий лагерный космос. Лагеря для иностранных рабочих были на каждом углу в больших городах и в сельской местности. Только в одном Берлине их было несколько сотен, всего же в рейхе их было, возможно, 30 тысяч, и около 400–500 тысяч немцев были непосредственно задействованы на различных должностях – от директора лагеря до «ответственного за иностранцев» на заводе – в распределении иностранной рабочей силы.
Условия жизни отдельных групп иностранцев были подчинены строгой национальной иерархии, регламентированной до мельчайших деталей. Рабочие из оккупированных западных территорий и из так называемых дружественных стран хоть и должны были жить преимущественно в лагерях, но получали примерно те же продовольственные пайки, что и немцы на сопоставимых должностях, и условия труда у них были похожими. Рабочие же с востока, особенно «русские», находились в значительно худшем положении. Однако положение иностранных подневольных работников сильно различалось от завода к заводу, от лагеря к лагерю. Иностранные работники, занятые в сельском хозяйстве, обычно жили гораздо лучше, чем занятые в промышленном производстве, но даже там различия между разными предприятиями в отношении к иностранным рабочим и к их обеспечению продовольствием были разительными, особенно с конца 1942 года. Это говорит о том, сколько пространства для маневра и свободы действий было у отдельно взятой компании.
Существовала также дифференцированная по многим параметрам система оплаты труда. Гражданские рабочие из всех стран, кроме бывших польских и советских территорий, получали такую же зарплату, что и немецкие рабочие на сопоставимых должностях – по крайней мере, номинально. Польские рабочие также должны были получать такую же зарплату, но они должны были платить специальный 15-процентный налог, «польский сбор», введенный немецкими трудовыми ведомствами с замечательным обоснованием, что это должно было компенсировать тот факт, что поляки не призываются на военную службу, как немцы. Советские же рабочие получали фиксированную зарплату на 40 процентов ниже, чем немецкие рабочие. Однако на многих предприятиях, по сообщениям трудовых ведомств, вообще не платили зарплату советским гражданским работникам, поскольку считали их «гражданскими военнопленными» и обращались с ними соответствующим образом. Однако труд иностранных подневольных работников использовался не только крупными предприятиями, но и во всех отраслях экономики – от небольших крестьянских хозяйств и слесарных мастерских с шестью рабочими до рейхсбана, коммунальных служб и крупных оружейных заводов.
В сентябре 1944 года в рейхе насчитывалось около 7,6 миллиона иностранных рабочих: 5,7 миллиона гражданских рабочих и почти 2 миллиона военнопленных. Всего за время войны в Германию на работу были привезены, предположительно, около 11 миллионов иностранцев из почти двадцати европейских стран. Осенью 1944 года среди них было 2,8 миллиона человек из Советского Союза, 1,7 миллиона поляков, 1,3 миллиона французов. Более
