приказы Совета, объявлявшие блокаде Франции и всех государств материка, не допускавших к себе британские суда; все корабли, направлявшиеся в их гавани, считались подлежащими захвату, если они заходили в британский порт. На эти приказы Наполеон тотчас отвечал новым декретом, изданным в декабре в Милане и объявлявшим все суда какой бы то ни было нации, если они шли из Британии, ее колоний или направлялись туда, утратившими нейтральный характер и подлежащими захвату.
Между тем континентальная система принуждала Наполеона все к новым захватам с целью поддержать материальное единство Европы против Британии. Он был полным властелином Западной Европы, и весь вид ее изменился, как по мановению волшебника. Пруссия была занята французскими войсками. Голландия обычным декретом императора французов была превращена в монархию; ее корону получил брат Наполеона Людовик. Другой его брат, Иероним, стал королем Вестфалии — королевства, образованного из курфюршеств Гессен и Ганновер. Третий брат, Иосиф, был сделан королем Неаполя, а остальная часть Италии, и даже сам Рим, была присоединена к Французской империи. Надежда действительно сокрушить мировое могущество Британии привела Наполеона к худшему из его действий. Действовал он со своей обычной хитростью. В октябре 1807 года Франция и Испания договорились разделить между собой Португалию. Когда их войска подошли, то царствовавший в ней Браганцский дом без сопротивления бежал из Лиссабона в Бразилию.
Но захват Португалии служил только подготовкой к подчинению Испании. В это время мятеж в столице привел Карла IV к отречению. Вместе с сыном Фердинандом VII в мае 1808 года он был вызван в Байонну и принужден к отречению от испанской короны; в то же время французская армия вступила в Мадрид и провозгласила королем Испании Иосифа Бонапарта. Но едва свершился этот наглый захват, как против чужеземца поднялась вся Испания. Хоть и мало надежд подавало это восстание, весть о нем была принята в Англии с восторженной радостью. «До сих пор, воскликнул вождь вигской оппозиции Шеридан, — Бонапарт боролся с государями без достоинства, с войсками без воодушевления, с народами без патриотизма. Теперь ему придется узнать, что значит бороться с пародом, воодушевленным одним чувством!» Тори и виги одинаково полагали, что «никогда еще не предоставлялось Британии такого удобного случая сильным ударом содействовать освобождению мира», и Кэннинг тотчас решил заменить систему бесцельных высадок в колониях и на островах энергичной войной на полуострове. Восставшим испанцам были посланы щедрые пособия, а для войны на полуострове были образованы две небольшие армии под командованием сэра Джона Мура и сэра Артура Уэллесли. В июле 1808 года сдача при Байлене французского отряда, вторгшегося в Андалусию, нанесла по могуществу Наполеона первый удар, за которым последовал второй, почти столь же жестокий. Высадившись в Мондегу (Португалия) с 15 тысячами человек, сэр Артур Уэллесли прогнал французскую армию с поля битвы при Вимиеро и принудил ее к сдаче по Цинтрской конвенции 30 августа. Но скоро счастье изменило ему. В Испании появился Наполеон с армией в 200 тысяч человек, и Мур, продвинувшийся из Лиссабона к Саламанке для поддержки испанских войск, нашел их разбитыми на Эбро и был вынужден поспешно отступить к берегу. Его войско спасло свою честь в битве перед Ла-Коруньей; это позволило ему безопасно сесть на корабли. Но в других местах все казалось погибшим. Вся Северная и Центральная Испания была занята французскими войсками, и даже Сарагоса, однажды уже геройски отразившая их, подчинилась после нового, столь же отчаянного сопротивления.
Прибытие остатков армии Мура и известие о поражениях в Испании превратили величайшие надежды Англии в глубочайшее отчаяние, но Кэннинг оставался непоколебим. В день очищения Ла-Коруньи он подписал союзный договор с испанцами в Кадисе, и английское войско в Лиссабоне, уже готовившееся покинуть Португалию, было подкреплено свежим отрядом в 13 тысяч человек и поставлено под командование сэра Артура Уэллесли. «Португалию, — писал он спокойно, — можно защищать против любого войска, которое пошлют на нее французы». В этот критический момент лучшие французские войска и сам император были отвлечены из Испании на Дунай, так как испанское восстание побудило Австрию, равно как и Англию, к возобновлению войны. Поэтому, когда маршал Сульт стал угрожать Лиссабону с севера, Уэллесли смело двинулся против него, вынудил его к бедственному отступлению от Опорто и, внезапно изменив направление своих действий, поспешил с 20 тысячами человек через Абрантес на Мадрид. На пути к нему присоединилось испанское войско в 30 тысяч человек, и кровавая битва с равносильной французской армией при Талавере в июле 1809 года восстановила славу английского оружия. С обеих сторон потери были громадными, и в конце сражения французы отступили; но победа не дала результатов из-за внезапного появления Сульта на линии наступления англичан, что принудило Уэллесли поспешно отступить к Бадахозу. Его неудача была отягчена еще тяжелейшими поражениями в других местах. Победа Наполеона при Ваграме заставила Австрию просить мира, а 40-тысячное английское войско, посланное против Антверпена, вернулось домой разбитым, потеряв половину своего состава в болотах Вальхерна.
Неудача при Вальхерне привлекла к падению министерства Портленда. Кэннинг приписал это поражение недееспособности лорда Кэслри, ирландского пэра (игравшего главную роль в деле объединения Англии и Ирландии), назначенного военным министром; ссора между ними закончилась дуэлью и отставкой. Вместе с Кэннингом ушел и Портленд. Образовалось новое обоюдное министерство — из более строгих тори последнего кабинета под руководством Спенсера Персеваля — трудолюбивой, но крайне узкой посредственности; министром иностранных дел стал маркиз Уэллесли, брат главнокомандующего в Испании. Но если у Персеваля и его товарищей было мало политических талантов, то они обладали особенностью, неоценимой при тогдашнем положении Англии: у них была твердая решимость продолжать войну. В массе народа порыв восторга сменился полосой отчаяния, и лондонский Сити даже представил ходатайство об удалении английских войск с полуострова. Наполеон казался непобедимым, и теперь, когда была повержена Австрия и ему противилась одна Англия, он решил энергичным продолжением войны в Испании положить ей конец. В начале 1810 года французы вторглись в Андалусию, единственную провинцию, которая оставалась независимой, и подчинили ее, за исключением Кадиса; в то же время маршал Массена с прекрасной 80-тысячной армией двинулся на Лиссабон.
Даже Персеваль из-за этих новых усилий отказался от всякой надежды удержаться на полуострове и свалил на Уэллесли, после Талаверы пожалованного в пэры с титулом лорда Веллингтона, ответственность за решение вопроса: оставаться там или нет. Отличавшие последнего рассудительность и твердый характер позволили ему взять на себя ответственность, перед которой отступили бы более слабые люди. Он отвечал: «Я полагаю, что честь и интересы Англии требуют, чтобы мы держались здесь как можно дольше, и
