партийный переворот. Для этого он собрал достаточно сил и тайных соратников в ГПУ.
Переживая отчаянную ситуацию, Лазарь не находил выхода. Её должен был решить сам Коба, разрубив, как некогда Александр, «гордиев узел»[102], одним махом покончив и с оппозицией, и с кичившимся уже своей властью Иегудой, но вождь продолжал выжидать и гнуть опасную стратегию, проявлением которой были и причуды, устраиваемые в Оргбюро.
Вот и в этот раз, когда на заседании должен был рассматриваться ответственный вопрос «О положении в Астраханской партийной организации», Сталин долго отмалчивался на вопросы Молотова и Кагановича, как обычно пришедших к нему предварительно обсудить ситуацию. Тем не терпелось согласовать принципиальные позиции, оговорить степень ответственности местных руководителей, меры их наказания. Ничего толком не ответив, сославшись на серьёзное совещание с военными, вождь в который раз высказал сомнение насчёт собственного присутствия, набил трубку под гробовое молчание, задымил и принялся прохаживаться по кабинету. Глаза его метали молнии, и после третьей или четвёртой затяжки, не сдержавшись, он разразился бранью, что без него в ЦК не осталось людей, способных проводить ленинские принципы в работе с кадрами, разучились бороться с расхлябанностью и наглым оппортунизмом. Молотов, как обычно, вспыхнул, опустил заалевшее лицо, Лазарь по привычке дёрнулся, готовый пуститься в свару, но Сталин уже отвернулся, пренебрежительно отмахнулся ладошкой, пресекая любые возражения, зло бросил через плечо:
— Читал я справку краевой Контрольной комиссии… Ни серьёзного анализа не увидел, ни партийного подхода. Сплошь мазня, бедлам и сплетни! Базарная склока, слушай!..
Непонятно было, обращался ли вождь к Молотову или Кагановичу, но развернулся резко к обоим:
— Складывается такое впечатление, что проверяющие занимались собиранием скабрёзных историй, а не пытались уяснить, почему нэпман одержал вверх над местным партийным активом, превратив из целой организации гнойник за короткий промежуток времени! Только в постель к некоторым аппаратчикам не лазили, а то ведь натуральный «Декамерон»[103] получается!.. Кто на заседании из Центральной контрольной комиссии собирается выступать на Оргбюро?
— Назаров записался. — Молотов сделал неуверенный шаг к Сталину.
— Этот горазд на язык, — выпустил облачко дыма ему в лицо вождь.
— Но он сам на место не выезжал, — быстро добавил тот.
— Ему жалобы поступали из Астраханской области, — встрял Каганович. — Он их кучу насобирал. До сих пор проверяет, вытаскивая пасквилянтов сюда.
— А задницу оторвать боится? — сощурил тигриные глаза вождь. — Съездил бы, невелика шишка.
— Болел вроде, когда проверка началась, а потом уже поздно было, хотя это его зона кураторства — Кавказ, Калмыкия, Нижнее Поволжье, — перечислил без запинки Каганович и ядовито напомнил, что прибегал к нему Назаров насчёт командировки, когда краевой секретарь Густи уже отрапортовал, что проверка завершена и он готов выслать справку в Оргбюро. Назаров размахивал пачкой бумаг, но Лазарь и читать их не стал, отказал ему в поездке.
— Кто из вас председательствует сегодня? — помолчав, небрежно спросил Сталин.
— Я. — Каганович принялся было развязывать папку с документами заседания. — Я всю историю их гнойника от и до проработал. Готов вам доложить подробности.
— Не надо, — отмахнулся вождь. — Читал, хватит, Густи докладывать будет? Краевой секретарь?
— Он. Исполняет обязанности и за астраханского секретаря, прежний временно отстранён до окончательного решения.
Помолчали. Сталин не садился к столу, продолжая расхаживать в задумчивости и будто успокоясь; Молотов и Каганович, вытянувшись, не сводили с него напряжённых глаз.
— Что ждёте? — полуобернувшись, Сталин остановился. — Ошалел кулак на Каспии, распустился до предела. Это результат преступного послабления. Прижать его, пока за горло нас не взял!
— Это понятно… — опрометчиво поспешил Молотов.
— Вот и действуй, раз понятно! — грубо оборвал Сталин. — Чего вам обоим не хватает? Оба секретари ЦК! А кулак наших партийцев там, на Волге, за пояс заткнул, рублём поманил, они и лапки вверх! Взятками всю экономику рыбной промышленности на дно утянул! Это кому же вы там поручили руководить нашей экономикой?.. Нашей партийной организации или организации троцкистов-оппортунистов?
— Следствие по делу закончено, — опять поторопился Молотов. — Привлечено к ответственности и арестовано более ста человек, много бывших членов партии…
— К ногтю их всех без жалости! — брызнул слюной Сталин, выхватив трубку изо рта. — Это же самая настоящая экономическая диверсия!.. контрреволюция!.. умышленное разложение государственного аппарата частником! Мне Ягода докладывал, что следственные органы и прокуратура недооценивают политическую опасность преступления. С «Шахтинским делом», конечно, не сравнить, но тот же умысел! Антисоветский! Направлен он против нашего социалистического уклада жизни, на подрыв нашей экономики, так что ж головы нам морочат? Подсказать надо прокурорам, поправить… а, товарищ Молотов?.. Или вы придерживаетесь другого мнения?
— Нет, товарищ Сталин! — в один голос рявкнули оба, а Каганович успел добавить: — Контрреволюция налицо!
— Сами догадаться не могли? — зло прищурился Сталин. — И те, на месте?.. Тоже безголовые?.. Тоже сверху подсказок ждут? Ягода не ждёт! Он своего дурака в ОГПУ сразу приметил и убрал. Не дожидаясь моего совета. А вам совет нужен? Почему прокуратура творит отсебятину?
— Застрелился местный прокурор, — вставил Каганович.
— Сбежал от ответственности, негодяй!
— Берздин назначил туда человека из аппарата.
— У Берздина тоже глаза поздно раскрылись! Кстати, как он взяточника в председатели губсуда пропустил? У товарища Ягоды сложилось впечатление, что специально дожидался Берздин, чтобы в суде арестовали негодяя… Глазкина! Выходит, он об авторитете партии забыл? На общее посмешище выставил подлеца, а о партии не подумал? Позором её заклеймил?!
— Разберёмся, товарищ Сталин! — вытянулись в струнку оба.
— Разберитесь! Только и у вас с запозданием всё получается… — зашагал от них вождь к столу и тяжело присел в кресло, загасив трубку; помолчав, спросил: — Кто там у нас?
— Носок-Терновский, товарищ Сталин, — приблизился к столу Молотов.
— Носок?.. Да ещё Терновский? Ещё один дворянин!
— Товарищ Носок-Терновский из рабочих… — начал было оправдываться Молотов, в своей папке принялся копаться, но пальцы дрожали, не слушались.
— А вы уверены? — покосился на Молотова вождь. — Тщательно проверяли, прежде чем назначить? Я замечаю с некоторых пор, графья у нас в писателях, вшивые интеллигенты в наркомах, сами пьески для сцены пописывают, вместо того чтобы делом заниматься, а публика хохочет в открытую над ними!.. Что ни аппаратчик, так какой-нибудь Даргомыжский-Корсаков! Не заметим, как докатимся до Тяпкина-Ляпкина… а, товарищ Молотов?..
— Носок-Терновский назначен на должность в то время, когда я был болен. — Молотов съёжился, оставил в покое папку.
— Я в командировке был на Украине… По вашему поручению, товарищ Сталин, — выдавил из себя Каганович. — Вячеслав Михайлович действительно лежал в клинике. Мария Ильинична Ульянова председательствовала в том заседании. Её ошибка…
— Поздно теперь виновных искать, — поморщился Сталин. — Надеюсь, с этим ничего не приключилось?.. Приглашён на Оргбюро Носок-Терновский?
— Конечно! — напрягся Каганович в ожидании приказа.
— Вот и отчехвостите
