инстинкт сам был ещё зародышем в яйце, а это, поверь, было очень и очень давно, когда ещё никто не имел имён. Так убийство себе подобных позволило кукушке сбросить бремя материнства, сделав свою птичью жизнь чуточку легче и беззаботнее. Как бы природа ни казалась сложна, она уважает простой подход ко всему. А мы, разумные существа, идём в некотором смысле против неё. Но в этом протесте не выглядим ли мы выше мудрой природы? Могут ли дети стать мудрее родителей? Никто не посмеет обвинить кукушку в убийстве. Жаль, Умбра спит и не слышит нашего разговора. Ему было бы полезно послушать… Скажи, Астра, ты совсем ничего не смыслишь в птицах? Твои мать и отец никогда не водили тебя в лес, не рассказывали тебе о его обитателях?
– Мой отец тоже был инженером малахитовых кистей, как я, там, на Третьей Земле, на Терция-Терре. Точнее, я пошёл по его стопам и тоже стал инженером, – Астра смотрел на небо в молдавитово-алмазной оправе леса и с особой теплотой предавался воспоминаниям. В глазах у него появился живой блеск, изо рта струился тонкотканый парок. – У отца не было времени выбираться со мной на природу, но зато он часто брал меня с собой на работу.
– А мать?
– Мама изображала малахитовыми красками космические корабли. В детстве у меня на полке стояла целая коллекция миниатюрных космолётов. Ни у кого таких не было, а у меня – были! – с гордостью объявил Астра. – Папа раскрасил потолок в моей комнате в тёмно-фиолетовый цвет и нарисовал золотой, светящейся в темноте краской звёзды. Я лежал на жёстком, как наждачная бумага, ковре, держал в обеих руках по кораблику, выкручивал ими бесконечные петли на тёмно-фиолетовом потолке со звёздами-маслёнками, выдувал губами шум двигателей, а в крошечных иллюминаторах я видел отражение своего счастливого и беззаботного лица. И со злом я сражался, и целые народы спасал и даже повстречал артифекса… И все эти истории рождались у меня в голове, – говорил Астра, не переставая смотреть в небо.
– У тебя наверняка было много друзей – с такими-то игрушками, – с завистью произнёс Алатар.
– На самом деле у меня было мало друзей, – с лёгкой грустью ответил Астра. – А если говорить прямо, то… ни одного.
– И у меня. Я любил читать, поэтому книги заменяли мне товарищей. А когда вырос, судьба свела меня с Санджаной, я обрёл истинное счастье, и никто мне больше был не нужен. Санджана полюбила меня за мой ум, называла меня мудрым. Если бенгардиец назвал тебя мудрым – значит, он воспринимает тебя как равного себе, а если один бенгардиец называет другого бенгардийца мудрым – это высшее проявление любви. В парах бенгардийские тигры обычно зовут так друг друга в старости, но мы… Скорее всего, в старости она бы называла меня «дурашкой», как тебя сейчас Агния. Самое то для меня прозвище.
– Агния всех зовёт «дурашками», – убитый печалью, бросил Астра, но бодрился как мог.
– Но тебя как-то по-особенному.
– А кто были твои родители?
Алатар ответил не сразу.
– Мои родители были самыми обыкновенными бенгардийскими тиграми. Отец ловил рыбу для королевского стола, а мать – мать выращивала рис. Больше сказать нечего.
– Быть придворным рыболовом – почётное занятие!
– Как по мне, выращивать рис куда почётнее. Рыбой ты накормишь короля, королеву и принца, а рисом – всю деревню. Моя матушка рано ушла. Я очень по ней скучаю.
Астра не стал утешать друга, потому что хорошо усвоил, что бенгардийские тигры по-своему относятся к смерти.
– А я – по своему отцу. Папа умер от малахитовой болезни, когда собирал кисть, у него в руках сломался малахитовый стержень. Я не очень верю в эту историю – в неё мало кто верит. Мой папа был очень осторожным кинокефалом и никогда бы такого не допустил. А твоя мама? Как она умерла?
– Не помню, Астра. Давно это было, когда я был ещё очень мал. Отец не любил говорить со мной о матери, а я не донимал его расспросами.
Астра же не стал донимать расспросами Алатара. Алатар через некоторое время заговорил сам, но совсем о другом:
– И чего вы только потешаетесь над нашим образованием… С первыми лучами солнца тигрята садятся у дерева, и учитель беседует с нами до первых звёзд. Мы можем говорить об этом самом дереве, о траве, о небе – да о чём угодно, а учитель эту незатейливую беседу развивает до познавательного урока… Что же в этом смешного? Что мы сидим у дерева, на природе? Лучше на природе, чем в душных кабинетах… Ах да, занимательный факт: кукушки – перелётные птицы, и зимой её быть в лесу ну никак не может. Как и дятла.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Астра, потирая замёрзшие руки и согревая их горячим дыханием.
– Я хочу сказать, что в Зелёном коридоре природа искажается, а может, и время. А я чувствую, как во мне просыпаются силы. И это означает лишь одно: малахитовая трава уже близко. Я чую её, и я проведу нас прямиком к ней, можешь не сомневаться, и никто нам не помешает.
Астра потянул Алатара за бакенбарды. Бенгардиец покорно сбавил шаг, и не успел остановиться, как Астра спрыгнул с него, сел перед его мордой на корточки, крепко схватил тигра за ушами и грубо спросил:
– Что ты слышал? Я знаю, ты что-то слышал, – он боязливо оглянулся по сторонам. – А ну, признавайся!
– Астра, тебе уже мерещится, ты переутомился. Потерпи ещё немного, и мы доберёмся до последнего дома, – успокаивал его Алатар, как обычно успокаивают маленьких детей. Астра не заметил, с какой силой сдавливает собранную в складки толстую тигриную кожу за ушами, не заметил и то, как ему на руку положил свою лапу тигр. Алатар продолжил, не изменяя тона: – В доме мы натопим печку, ты отдохнёшь, наберёшься сил, и всё пройдёт. А там до малахитовой травы – всего ничего! Мы вернёмся в твой город и будем жить долго и…
– Нет, сначала, – перебил его Астра, встал и повернулся спиной, высматривая что-то впереди, – сначала мы во что бы то ни стало отыщем Агнию. И, пока не отыщем, я не уйду из Зелёного коридора.
– Конечно, мы отыщем Агнию! Иначе и быть не может, – Алатар улыбнулся широкой неправдоподобной улыбкой.
– Ты врёшь! – выкрикнул Астра.
– И о чём же я вру? – в противовес миролюбиво спросил Алатар.
– Ты что-то слышал, а что слышал – говорить не хочешь. Говори! – Астра повернулся к нему, приподнялся на мысках и сжал
