и массы осаждавших снова кинулись на стены.
Это был первый день борьбы. Но начался он с обоюдным и равным ожесточением.
Маршал, следивший за битвою с пригорка, покачал головой и сказал стоявшему с ним рядом маркграфу Бранденбургскому:
— Не легко нам будет одолеть их.
Огнеметатели стояли по той стороне окопов, где, как им казалось, было ближе всего от стен и крыш. Они орудовали машинами и зажигательными стрелами. Каждый зажигал стрелу о факел и пускал в город. Пылая, летели они со свистом в воздухе, капая горящею смолой. Одни гасли на полпути, другие несли огонь на крыши.
Рассчитывали на пожар, но напрасно. Огненный дождь метательных снарядов лишь скользил по крепким стенам, пламя гасло либо замирало где-то в глубине городища.
Но и литовская стрельба была настолько же бесплодна. Немцы были закованы в железо, покрыты им со всех сторон. Камни отскакивали от доспехов, стрелы ломались о стальные шлемы либо бессильно вязли в проволочных кольчугах. Редкая стрела, случайно попав в промежуток или шов между железными пластинами и разорвав исподнее платье, напивалась немецкой крови. Но и огонь не занимался в частоколах, обмазанных глиной и смоченных водой. Хворост сгорал, не принося вреда и только мешая нападавшим.
Так продолжалось до полудня. Солнце жгло… люди толпами стали спускаться вниз, к реке, чтобы напиться… Начальство разошлось по своим палаткам… Вооруженные холопы отошли на выстрел и растянулись на земле.
Обе стороны бездействовали.
В шатре маршала сидели почетные гости. Одних разбирал смех, другие сердились.
— Нет сомнения, — сказал комтур Балгский, — что в конце концов мы возьмем этот деревянный сарай и растрясем его в пух и в прах. Однако осада может так затянуться, что игра не будет стоить свеч.
— Как так? — возразил маршал. — Разве вы не знаете, что Пиллены ключ всей страны, что отсюда они предпринимают против нас набеги, что занятие их нагонит страх?
— Дайте же совет, как ускорить осаду! — вмешался старый Зигфрид. — Наступят дожди, тогда уж огнем их не возьмешь, а штурмовать, значит, нести большие потери.
Граф Намюр высказал мнение, что у осажденных плохое оружие, а доспехи и того хуже, а потому бояться их нечего. Численность их также не должна никого беспокоить, потому что городок небольшой и не может вместить много войска.
Бернард, сидевший с краю, молчал.
— Брат Бернард, — обратился к нему маршал, — тот ваш беспутный питомец если, быть может, и не коноводит в Пилленах, то, во всяком случае засел в них. Ему бы следовало быть разумней прочих. Вызовите-ка его для переговоров; обещаем им жизнь, пусть сдадутся.
Зигфрид усмехнулся.
— Вот кого бы я первым повесил, — сказал он. — Впрочем, невелика беда — пообещать им жизнь: слово, данное язычникам, ни к чему не обязывает. А так как он был крещен, то отец Антоний его исповедает, а потом и вздернем… Душу спасем, а это важнее всего.
Бернард привстал с пня, но ничего не сказал.
— Брат Бернард, — повторил маршал, — попытайтесь вступить в переговоры. Побережем свою кровь.
— Попробовать можно, — ответил Бернард, — но едва ли они согласятся; а главное, переговоры будут напрасны.
Бернард вышел с белым знаменем и зеленою ветвью; а глашатай маршала подступил под самые стены, трубя в рог и выкликая по-литовски:
— Выходите на мирное слово!
Сам же Бернард стоял вдалеке и ждал.
Долго не было из замка ответа. Глашатай мерным шагом объезжал вокруг стен, а Бернард следовал за ним не спеша. Высоко над оградой, на вышке, показался наконец Маргер, с мечом в руке.
Глашатай и Бернард остановились против вышки; а Маргер обменялся продолжительным взглядом со своим бывшим воспитателем. Маргер молчал.
— Ты знаешь наше могущество, — сказал крестоносец, подняв голову, — видишь сам, что ваш городок не устоит против нас. Мне жаль вас; непоздно еще спасти свои животы и жизнь семей. Оборона бесцельна: сдавайтесь.
Маргер презрительно повел плечами.
— Я пришел погибнуть вместе со своим народом, а не спасаться за его спиной, — ответил он гордо.
— Христианин, а подымаешь оружие против Христова воинства, — добавил Бернард.
— Нет, я уже не христианин! — закричал Маргер.
Последнее восклицание на мгновение отняло у Бернарда охоту говорить. Однако он пригрозил:
— И тебя и всех вас ждет смерть.
— Мы на это готовы, — угрюмо ответил Маргер, — но погибнем не от вашей руки. Кто уйдет цел из битвы, сгорит на развалинах замка, как на погребальном костре.
— Маршал дарует вам жизнь! — крикнул Бернард.
Маргер усмехнулся.
— Прощайте, Бернард! — закричал он. — Плохо бы вы меня воспитали, если бы теперь, лицом к лицу со смертью, я струсил и продал братьев за бренную жизнь. Прощайте!
За спиной Маргера уже слышался досадливый ропот людей, возмущенных его немецкою речью. А издали долетали крики:
— Зачем слушать их тявканье? Надо биться насмерть!
Были и такие, которые хотели стрелять в крестоносца:
— Ничего от них не желаем! Будем драться и ляжем костьми!
Маргер невозмутимо сошел с башни. Он дал знак рукою, чтобы люди встали к оградам. Начало битвы вызвало необычайный подъем духа, приступы ярости и безумной отваги. Чем меньше было надежды спастись, тем отчаянней становились припадки дикого бешенства. Слабея, люди поддерживали свой пыл обильными возлияниями из открытых бочек.
— Драться насмерть! — кричали они нараспев.
Безумие овладело всеми: детьми, женщинами, стариками. Все хватались кто за что и стремились на бой с врагами. Городок, до того молчаливый, наполнился криком и шумом.
Когда Бернард вернулся, военный совет, знавший вперед, что он вернется ни с чем, уже решил участь города.
Так как войск было больше, чем нужно для осады такого местечка, то великий комтур предложил осаждавшим чередоваться, чтобы не давать осажденным ни минуты покоя: штурмовать день и ночь, поджигать, рубить частоколы, ни на мгновение не прекращать битву, напирая со всех сторон.
Немецкие силы, разбившись на два отряда, опять с громким криком приступили к стенам. Не принимавшие участия в битве должны были готовить тараны и козлы, чтобы громить частоколы, не поддававшиеся действию огня.
Когда свежие немецкие силы подошли к частоколам, литовцы, выждав их приближения, осыпали осаждавших градом камней и кольев. Но крыжаки и шедшие следом за ними холопы, за которыми зорко глядело начальство и отдыхавшие воины, не отступили, как в первый раз.
Многие пали, ни один не бежал. Они вскакивали друг другу на плечи, чтобы сверху поражать метательным оружием прятавшихся за частоколом литовцев. Разгорелся яростный, дикий, беспощадный бой.
Немцы думали, что засевших в городе ратников не хватит на все протяжение стен, а потому оцепили крепость со всех сторон. Однако повсюду они наткнулись на густые толпы защитников.
Ужасная битва, начавшись в
