ему удавалось. Он мог свободно, а если требовалось, и критически говорить с ним; понимал его и обращался к нему с такими вопросами, что, если бы они исходили от других, скандал был бы неизбежным. Д’Аржану тоже не всегда удавалось избегать неудовольствия Фридриха. Однажды король схватил его за нос, когда заподозрил, что того подкупил некий челобитчик, и несколько раз провел по комнате: «Вот так тебя водят за пос все, кто хочет тебя одурачить!» Один раз, вскоре после возвращения Фридриха в Берлин, д’Аржан вручил ему прошение. Оно было от некоего Мозеса Мендельсона; и это д’Аржан — доверенный друг — посоветовал ему написать прошение королю и вызвался его передать.
Мендельсон, математик и блестящий философ, был известен как германский Сократ. Он состоял членом берлинского «Общества среды», ассоциации выдающихся литераторов, был бескомпромиссным защитником свободы слова и морали. Мендельсон являлся почитателем английской философии, в первую очередь Локка. Маленький, уродливый, родившийся в бедности еврей, прошел путь от простого уборщика до управляющего крупного торгового объединения, а также приобрел обширные знания. И теперь он был одной из первых фигур еврейской общины в Германии.
Мендельсон к тому же являлся видным защитником прав евреев. Восемнадцатое столетие было временем нарастающей эмансипации евреев, особенно это касалось Германии, однако для них но-прежнему существовали законодательные ограничения, связанные по большей части с правом проживания. Лидеры европейского Просвещения не особенно их жаловали, считая приверженцами предрассудков и мракобесия. Просвещение вовсе не ликвидировало традиционного антисемитизма. Тем не менее в Пруссии Фридриха к евреям были терпимы, как, вероятно, ни в одном другом европейском государстве.
Но в отдельных районах евреи нуждались в королевском разрешении на брак, и, кроме того, если они проживали в Берлине, то были обязаны купить определенное количество фарфоровой посуды берлинской фабрики. Давно стало аксиомой: проживающие в каком-либо городе евреи создавали мощное финансовое сообщество, способное принести ущерб людям другой национальности, поэтому им требовалось разрешение на проживание и, таким образом, они находились под определенным контролем. Это требование особенно больно било по бедным евреям, богатых же еврейских торговцев принимали с распростертыми объятиями. Когда Фридрих занял некоторые районы Польши, то издал эдикт, в соответствии с которым евреи, обладавшие капиталом меньше 1000 крон, подлежали высылке с данных территорий.
Мендельсон стремился к получению статуса Schützjude, защищенный еврей, который давал бы ему право свободно проживать в Берлине. Он обладал признанными достоинствами и прекрасными связями, Лессинг — старейшина германских философов — был его близким другом. Благодаря нескольким переводам из Библии Мендельсон стал известен не только как германский Сократ, но и как Лютер немецких евреев. Его обращение за privilegium, как называли статус свободного проживания, казалось, будет обязательно удовлетворено, хотя он говорил, что его печалит необходимость испрашивать то, что должно но праву принадлежать любому человеку, готовому стать законопослушным гражданином. В 1750 году был обнародован новый эдикту в котором, помимо прочего, устанавливалось, что статус Schützjude становится наследственным, но может быть передан только одному ребенку.
Но здесь имелось одно затруднение. Мендельсон был большим другом выдающегося еврейского лингвиста Рафаила, а он выступил против еврейских старейшин. Еврейская община очень жестко управлялась собственными властями, и некоторые евреи, включая и Мендельсона, боролись за освобождение братьев по вере от еще более непреклонных и нетерпимых традиций и правил, установленных их единоверцами, а также чтобы ввести евреев в основное течение общеевропейской культуры. Пока Фридрих был на войне, старейшины попытались удалить Рафаила из Берлина, и д’Аржан по-дружески взялся помочь. Однако высылка состоялась, королевские суды, как было заявлено, не имели права ее предотвратить — это внутриеврейское дело. Д’Аржан решил, что постановление суда несправедливо. К тому же он опасался, что прецедент может быть распространен и на пользовавшегося международной известностью Мендельсона, который тоже состоял в конфликте со старейшинами. Потому он и убедил Мендельсона обратиться к королю с прошением о privilegium.
Сначала Мендельсон отказывался. Он полагал, что это будет выглядеть навязчиво. Король все еще возглавлял армию — война не окончилась — и «какое право имею я, — говорил он, — просить об особом отношении, если страна имеет важнейшие причины ограничивать число лиц моей национальности?» Однако д’Аржан уговорил его написать прошение, и в апреле 1763 года, когда война завершилась, передал его Фридриху.
Потом наступила пауза. Д’Аржан знал, Фридрих восхищен трудами Мендельсона, и не верил в то, что король не захочет явить справедливость, пусть даже это заденет руководителей еврейской общины. Он как-то остановил Фридриха, когда тот шел в свои апартаменты. Фридрих кивнул: «Мендельсон получит privilegium. Прошение, должно быть, потерялось».
Д’Аржан написал новое прошение, уже от своего имени: «Плохой католик и философ просит плохого протестанта и философа даровать privilegium плохому иудею и философу».
Он вручил прошение Фридриху со словами: «Не потеряйте его опять!» Мендельсон получил статус Schützjude и privilegium в октябре 1763 года. Он обожал короля, так же как и король его. Когда обсуждали агностицизм Фридриха в вопросе о вечной жизни, он говорил: «Король заслуживает того, чтобы верить в бессмертие души!» Вера как награда. Порой он критически отзывался о литературных работах Фридриха, которые в целом считал хорошими. Первую синагогу в Потсдаме построили в 1766 году, и Фридрих разумно заметил: «Угнетение евреев никогда не приносило пользы ни одному правительству!» Процветание и культурная интеграция еврейской общины стали заметнее в годы, последовавшие за окончанием Семилетней войны. Тем не менее король признавал, что у других сохраняется предубежденность. Когда кандидатура Мендельсона была предложена в Академию на кафедру философии, Фридрих выступил с возражениями. Это первые академические выборы после тех, на которых была официально выбрана императрица России, и он решил, что такое соседство может быть расценено как оскорбление. Мендельсон высказался однозначно. «Я живу, — писал он, — в государстве, где один из мудрейших суверенов, когда-либо управлявших человечеством, заставил расцветать искусства и науки, а разумное свободомыслие распространил настолько широко, что оно достигло самого ничтожного жителя его владений». В сходных терминах Кант писал о заботе Фридриха о свободе совести.
Постепенно, по мере того как мир и вежливость брали верх над войной и кризисом, вновь стало складываться сообщество, похожее на окружавший Фридриха прежде круг единомышленников. В марте 1765 года в Берлин приехал Дьедонне Тьебо. Он имел рекомендации от д’Аржана и надеялся получить место профессора литературы в Академии. Он проделал длительное путешествие и был принят королем немедленно по прибытии, чтобы подвергнуться безжалостному двухчасовому допросу. Фридрих его удивил.
«Дайте слово чести, что не будете изучать немецкий язык!» Тьебо не говорил по-немецки, и Фридрих заявил, что это полуварварский язык с бедной и подражательной
