Книга Осколки времени - Райса Уолкер

Мои пальцы перелистывают маленький фотоальбом, в котором рассказывается о более чем пятидесяти годах жизни семьи Данн. Дни рождения, свадьбы, выпускные. Фотография другой-Кейт в шапочке и мантии возле университета. Но та, которую я рассматриваю дольше всех, находится ближе к концу. Штамп с датой на полях гласит: 1962 год, а под ним кто-то нацарапал «Чемпионы Мировой серии». Ему здесь, должно быть, около восьмидесяти лет. Он на стадионе, в бейсболке «Янкиз», и вокруг него куча ребятишек.

Улыбка Кирнана такая же широкая и счастливая, как и на лице маленькой девочки, которую он держит на коленях. Знает ли она, что ее дедушка (прадедушка?) уже видел эту игру? Наверняка даже больше, чем единожды.

Я рассматриваю эту фотографию уже несколько минут. В основном глаза Кирнана, которые, несмотря на морщинки по краям, нисколько не изменились. Затем я кладу письмо и книгу обратно в конверт из манильской бумаги, лежащий на стойке, и присоединяюсь к остальным во внутреннем дворике.

Маленький Коннор – дружелюбный парень, полный энергии. Он болтает и время от времени взбирается на колени, пока мы едим. Он с удовольствием бросает фрисби Дафне, и она довольно добродушно относится к тому, что тарелка пролетает всего метр. Тем не менее я с трудом сдерживаю слезы, наблюдая за этой сценой. Достаю телефон и делаю снимок. Фото Кэтрин, держащей ее пра-пра-пра-пра-пра-правнука, должно быть в учебниках истории.

* * *

Запихиваю последнюю коробку из-под пиццы в мусорный мешок, и Трей выходит со мной на задний двор, чтобы бросить пакеты в ведро. Дженнифер с Коннором уехали около девяти, когда Кэтрин легла спать, потому что у них был ранний обратный рейс в Колумбус. Она обещала быть на связи, но я не знаю, сдержит ли она обещание. Мне кажется, мы, возможно, показались ей чересчур дружелюбными и определенно чересчур эмоциональными. Дженнифер все время бросала на меня странные взгляды, как будто она действительно задумывалась о реинкарнации. Бен и Шарлейн вышли вскоре после них, а за ними последовали папа с Сарой. Все они, вероятно, хотели несколько минут побыть наедине.

И мы с Треем впервые оказались одни, совершенно одни, с тех пор как приехали к Тилсону в день убийства Джулии. И вот мы несем мешки для мусора. Как романтично.

Похоже, Трея это не беспокоит. Едва крышка мусорного бака опускается, как его руки уже обнимают меня, а губы прижимаются к моим губам.

– Мне нужно было это сделать уже… наверное, прошло всего несколько дней, но мне кажется, что целый год.

– Тише. – Я тянусь к нему, чтобы снова поцеловать, и он поднимает меня так, что мое лицо оказывается на одном уровне с его. Я обхватываю его ногами, и мы теперь в другой реальности – той, где нет ничего, кроме его тела и моего, его губ и моих. Я могла бы оставить свой поезд времени на этом пути на целую вечность.

Он прижимает меня спиной к стене гаража и отстраняется от поцелуя, чтобы посмотреть на меня:

– Я скучал по тебе. И мне очень жаль, что я не смог быть рядом с тобой. Мама все еще немного нервничает, говоря, что я слишком рисковал, и…

– Все в порядке, Трей. Просто дай ей время. Я понимаю, что она чувствует, – я правда понимаю. Я вовсе не хотела, чтобы Трей оказался в центре всего этого, и если бы он был ранен… даже думать об этом не могу без содрогания.

Но если бы я не втянула его в это, если бы подождала с тем конвертом, мы так и остались бы незнакомцами. И что, если бы мы никогда не достигли этой точки? Что, если одним из необходимых условий для воссоздания нас было это прикосновение опасности, этот риск потерять любовь в самом начале?

– Я здесь только потому, что поставил ей ультиматум, – говорит он. – Мне восемнадцать, и…

– Ты же не съезжаешь.

– Ну, нет. Она отступила, и папа встал на мою сторону. И Эстелла. Она свыкнется.

Трей снова целует меня. Когда мы отстраняемся, чтобы вдохнуть воздуха, я провожу пальцем по его губам.

– Так… у меня хорошо получается? Целоваться?

Он смеется:

– Нет. У тебя хреново получается. Поэтому мне хочется еще и еще. А что это за охота за комплиментами?

– Ничего. Я просто… задалась вопросом.

– Знаешь, если кто и должен сейчас чувствовать себя неуверенно, так это я. Кирнан был довольно серьезно настроен во время поездки сюда той ночью.

– О боже, я знала, что это была плохая идея. Что он тебе сказал?

– Хм… он сказал, что знает, что времена изменились и что восемнадцатилетний парень, возможно, не будет думать о вечности, но к этому времени он будет уже давно мертв, и что если я причиню тебе боль, он будет преследовать мою задницу всю вечность.

Я съеживаюсь, закрывая лицо руками:

– Мне очень жаль.

– Все в порядке. Сказал ему, что меня это вполне устраивает, потому что я никогда не хочу причинять тебе боль. На его месте я бы сказал то же самое. Но позже, увидев другую-тебя… с ним. Кольцо у нее на пальце. Это заставило меня задуматься: если бы все было по-другому, если бы ее здесь не было, то стала бы ты…

– Нет. – Я держу его лицо в своих ладонях, чтобы он мог видеть правду в моих глазах. – Ты не запасной вариант, Трей. И никогда им не был. Я люблю тебя, я влюблена в тебя, и я хочу…

Я так и не заканчиваю свою фразу, потому что он знает, о чем я говорю, и это то, чего он тоже хочет. Трей так сильно прижимает меня к стене, что я едва могу дышать, но кислород сейчас для меня не в приоритете.

А потом его нога врезается в мусорный бак, и мы с грохотом падаем обратно на землю.

– Ого, – говорит Трей. – Нет. Наш первый раз случится не в гараже твоей бабушки, в полутора метрах от мусорных баков.

Я притягиваю его лицо обратно к своему и шепчу ему в губы:

– А я не против.

Он судорожно вздыхает, и мы снова целуемся. А потом:

– Нет. Но только не здесь. Не сейчас.

И я улыбаюсь. Потому что теперь мы можем не торопиться.

Ну, может быть, не слишком медлить, но уже нет необходимости в какой-то безумной спешке. Нет риска, что реальность сместится и утащит его от меня.

У нас есть все время мира.