Кроме того, полученная информация ничего не изменит: корольоткрыл двери своего дома для ее мужчины даже без формальногообъявления кровного родства, и Мануэлю позволили общаться с его человеческойматерью. Также, было решено, что он будет работать здесь, с Док Джейн иХэйверсом. В конце концов, расе требовались хорошие врачи, а он былпревосходным специалистом.
А что насчет нее самой? Она собиралась сражаться. НиМануэль, ни ее брат не были в восторге от того, какой опасности она моглаподвергнуться, но им не удалось отговорить ее. На самом деле, после того какона пространно поговорила о своем решении с Мануэлем, казалось, он смог принятьто, что борьба являлась неотъемлемой частью ее сущности. Его единственнойоговоркой было то, что она должна получить самое лучшее оружие – а ее братнастоял на том, что он лично об этом позаботится.
Мойры, эти двое, казалось, поладили. Кто бы мог подумать?
Подойдя к следующему окну, она высматривала в темноте светфар.
Где он был сейчас? Где же он...?
Мануэль также собирался поговорить с Док Джейн по поводуфизических изменений его тела… изменений, которые, учитывая свечение Пэйн вовремя занятий любовью, вероятно, будут продолжаться. Он собирался наблюдать засвоим телом и выяснить, что же произошло. Они оба уповали на то, что она лишьукрепила его здоровье и омолодила тело. Но только время могло датьокончательный ответ.
С проклятием Пэйн вернулась назад, пересекла фойе... и вошлав столовую.
Встав возле третьего окна, она взглянула на небо. У нее небыло никакого желания видеться с матерью. Было бы замечательно поделиться своейлюбовью с теми, кто привел ее в этот мир. Но ее отец был мертв, а мамэн? Пэйнне была уверена, что Дева-Летописеца не посадит ее под замок снова: Мануэль былполукровкой. Вряд ли ее чистокровная мать одобрит…
Пара светящихся автомобильных фар, приближающихся кособняку, заставила ее сердце пуститься вскачь. А потом послышалась музыка –громкие биты доносились даже через стекло.
Пэйн выбежала из столовой и пересекла мозаичную яблоню наполу. Уже через мгновенье она была в вестибюле, а затем выбежала в ночь…
Она остановилась на вершине лестницы.
Мануэль вернулся с сопровождением. Позади его Порше виднелсякакой-то массивный агрегат... огромный автомобиль, состоящий из двух частей.
Ее мужчина вышел из автомобиля и прокричал:
– Привет!
Широко улыбаясь, он подошел к ней, положил руки на ее бедра,и прижал Пэйн к своей груди.
– Я скучал по тебе, – прошептал он в ее губы.
– Я тоже. – Теперь и она улыбалась. – Но... что ты привез ссобой?
Пожилой дворецкий вышел из-за руля другого автомобиля.
– Господин, мне…
– Спасибо, Фритц, но теперь я сам обо всем позабочусь.
Дворецкий низко поклонился.
– Было удовольствием служить вам.
– Ты лучший, приятель.
Доджен положительно засиял, и танцующей походкой отправилсяв дом. А потом ее мужчина повернулся к ней.
– Стой здесь.
Внутри огромной штуковины послышался какой-то стук, и онанахмурилась.
– Конечно.
Поцеловав ее еще раз, Мануэль спрятался за противоположнойстороной автомобиля.
Двери распахнулись. Опять раздался какой-то шум. Скрип икатящийся звук, сопровождаемый ритмичным постукиванием. А потом…
Она даже не смела надеяться услышать тихое ржание. Затем красиваякобыла сошла с рампы и направилась к ней.
Пэйн прикрыла руками рот, на глазах выступили слезы. Лошадьграциозно перебирала копытами, ее гладкая шкура блестела в льющемся из домасвете, к ней снова вернулась жизненная сила.
– Что... зачем ты привез ее сюда? – хрипло спросила Пэйн.
– Человеческие мужчины дарят своим невестам что-нибудь взнак своей любви. – Мануэль широко улыбнулся. – Я думал, Глори будет лучшелюбого бриллианта, который я мог бы купить тебе. Она значит для меня гораздо больше...и надеюсь, для тебя тоже.
Когда она никак не отреагировала на его слова, он протянулей кожаный поводок, который крепился к уздечке лошади. – Я дарю ее тебе.
В этот момент Глори издала громкое радостное ржание и началагарцевать, как будто одобряя смену владельца.
Пэйн вытерла глаза и бросилась к Мануэлю, крепко целуя его.
– У меня нет слов.
А потом она приняла от него поводок, и Мануэль гордорасправил грудь.
Глубоко вздохнув, она…
Не успев осознать, что делает, Пэйн оказалась в воздухе. Онавскочила на Глори, словно они были знакомы уже много лет, а не несколько минут.
И лошадь не нужно было пришпоривать, подбадривать… Глориподалась вперед, царапая копытами гальку и набирая скорость.
Пэйн запустила пальцы в длинную черную гриву, идеально устроившисьна спине кобылы. Ветер ударил в лицо, и Пэйн, ликуя, рассмеялась, когда онипонеслись навстречу радости и свободе. Да... да! Тысячу раз даааа!
Лететь в ночь.
Свободно двигаться.
Знать, что ее ждет любовь.
Это – нечто больше, чем просто быть живой. Это и была сама жизнь.
***
Стоя возле прицепа, Мэнни сходил с ума от счастья, наблюдая,как его девочки несутся вдаль. Они идеально подходили друг другу, были слепленыиз одного теста… являлись одним целым, разрывая темноту ночи так быстро, чтодаже автомобилю будет трудно угнаться за ними.
Отлично. Он практически прослезился. Но, что за черт.Сегодняшняя ночь была просто невероятна…
– Я видел это.
– Господь всемогущий, – он схватился за свой крести обернулся. – Ты всегда так тихо подкрадываешься к людям?
Брат Пэйн ничего не ответил, возможно, просто не смог. Глазавампира не отрывались от его сестры, скачущей на лошади, и он, казалось,чувствовал сейчас то же самое, что и Мэнни.
– Хотя я думал, что это был жеребец. – Вишес покачалголовой. – Да, я видел именно это... ее на черном породистом скакуне, сразвивающимися на ветру волосами. Но я не думал, что вижу будущее...
Мэнни снова посмотрел на своих девочек, которые были далековнизу за стеной и делали огромный круг, чтобы вернуться обратно к дому.
– Я чертовски сильно ее люблю, – услышал Мэнни свой голос. –Мое сердце сейчас там. Это моя женщина.
– Верю на слово.
Мощное взаимопонимание возникло между ними двумя, и Мэнни почувствовалсебя так, будто наконец вернулся домой, во многих смыслах этого слова. Ему нехотелось думать об этом слишком много, он боялся, что хрупкое благополучие влюбой момент может рассыпаться.
