На политической сцене появились новые актеры. Если говорить о Западной Германии, то у социал-демократов, которые на съезде в Бад-Годесберге в 1959 году окончательно расстались с остатками марксистской идеологии, это были Вилли Брандт и Гельмут Шмидт, у свободных демократов — Эрих Менде. Словом, в ретроспективе можно сказать, что год 1960-й положил начало мощным тектоническим сдвигам в политической культуре и практике западного мира. Караван пошел вперед.
Изменения проявились в самых разных формах. В Западной Германии начали поднимать голову левые. Во время посещения Аденауэром Кёльнского университета трехтысячная толпа студентов блокировала ему проход; собравшиеся дружно скандировали лозунги с требованиями отправить в отставку Оберлендера и Глобке, нацистское прошлое которых было общеизвестным фактом. Либеральный журнал «Шпигель», который еще в 1954 году поддерживал Оберлендера, развернул против него широкую разоблачительную кампанию. Оберлендеру пришлось уйти, и Аденауэр пальцем не пошевелил, чтобы его защитить. Еще несколько лет назад такое трудно было себе даже представить. Освистать почтенного канцлера в университете, который был им основан, — это еще куда ни шло, но чтобы газетчики и журналисты могли свергнуть министра, такого раньше никогда не бывало.
Аденауэр, но правде говоря, просто не знал, что делать в этой совершенно новой для него ситуации. Он был воспитан в прусских традициях дисциплины и послушания старшим. Верно, в 1960 году он все еще имел за собой поддержку значительного большинства западногерманского электората, его все еще воспринимали как лидера, который вывел страну из пропасти, поднял ее к вершинам процветания, обеспечил ей уважение мирового сообщества. Но, к чести его будет сказано, он понимал, что это большинство может растаять, как весенний снег, что его подтачивают некие мощные подводные течения.
Рецепт, который он придумал для преодоления внутренних трудностей, был прост: не нужно тратить силы на борьбу с ними, надо повысить международную репутацию своей страны и свою собственную, и молодежь убедится, что и в их стране не так плохо, и лидер у них вполне уважаемый и хороший. Именно такую цель преследовал Аденауэр, планируя на март — апрель 1960 года свои визиты в США и Японию. Была сформирована огромная делегация: он сам, Брентано, Эккардт, свыше тридцати высокопоставленных правительственных чиновников и дипломатов, включая тех, что входили в состав посольств в Вашингтоне и Токио, плюс представители семьи — сын Конрад и дочь Лотта, обе его секретарши — Аннелиза Попинга и Ханнелора Зигель плюс многочисленные корреспонденты. 12 марта вся эта армада поднялась в воздух из аэропорта Бонн-Ванн. Шестнадцатью часами позже «Локхид-Суперконстеллейшн» благополучно приземлился в скованном жутким морозом нью-йоркском аэропорту Айлдуайлд. Большую часть полета Аденауэр провел в кабине пилотов. В молодости он получал удовольствие от быстрой езды, теперь его, как ребенка, привлекали сложные и непонятные постороннему детали управления огромным лайнером. Он явно наслаждался своими зарубежными вояжами — не в последнюю очередь прелестями комфорта и сервиса в дорогих современных отелях.
Его турне состояло из серии церемониальных актов и публичных выступлений, о которых, разумеется, подробно писала западногерманская пресса. Особо следует сказать об одной встрече, значение которой вышло далеко за рамки внешней символики; речь идет о состоявшемся в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория» свидании с премьер-министром Израиля Давидом Бен-Гурионом. Эта встреча способствовала повышению политического рейтинга Аденауэра в мире и в своей собственной стране. Но, пожалуй, не меньшее значение имел тот ее аспект, о котором тогда никто не знал и о котором молчала пресса: о военных поставках для израильской армии.
Собственно, такие поставки начались еще в 1957 году. Тогда соответствующие переговоры с израильскими представителями вел министр обороны ФРГ Штраус — разумеется, с полного согласия канцлера. С юридической точки зрения сделка была абсолютно незаконной. Производство соответствующих видов вооружения оплачивал бундесвер, а затем все списывалось как похищенная собственность (о чем даже представлялись соответствующие данные в полицию) и отправлялось в Израиль через Марсель (французские власти предпочитали закрывать глаза на эти, по сути говоря, контрабандные операции). Теперь Бен-Гурион хотел расширения списка поставляемых предметов военной техники, в него должны были войти подводные лодки, приспособленные для применения в условиях Средиземного и Красного морей («того типа, как Германия строит для Балтики», — записал присутствовавший при встрече вездесущий Глобке), противотанковые управляемые ракеты и вертолеты. Аденауэр, проконсультировавшись со Штраусом, выразил свое согласие. Сомнительному предприятию был дан зеленый свет.
Из Нью-Йорка аденауэровский «Локхид-Суперконстеллейшн» отправился в Вашингтон, оттуда — в Сан-Франциско, а затем — на Гавайи. «Я никогда не видел такого количества четырехзвездных американских генералов, собравшихся вместе», — заметил но этому случаю Аденауэр. Двухдневный отдых — и долгий и утомительный перелет в Японию, с краткой промежуточной посадкой на острове Уэйк.
Пребывание на японских островах представляло собой, по существу, типичный образец оплачиваемого государством туризма. Разумеется, были встречи и беседы с японским премьер-министром Нобусуке Киси, но, поскольку предметом обсуждения были в основном вопросы торговли и коммерции, Аденауэр особого интереса к их ходу не проявлял. Больше его заинтересовали мнения хозяев о тенденциях развития Китая — эта страна всегда его привлекала. Апогеем визита было посещение дома бывшего премьера Сигеру Иосида, который показал ему предмет своей гордости — темно-красную розу «Конрад Аденауэр».
Из Японии «Локхид-Суперконстеллейшн» направился обратно в Бонн. Перелет с промежуточными посадками в Анкоридже на Аляске и Кефлавике в Исландии занял двое суток. Дома усталого, но приятно взволнованного канцлера ждала новая проблема. Еще когда Аденауэр был в Вашингтоне, новый государственный секретарь США Гертер ознакомил его с планом воссоединения Германии, разработанным на этот раз в штаб-квартире НАТО в Париже. Его ядром была идея создания «зоны контроля» в Центральной Европе, которая, как предусматривалось, должна была включить в себя, помимо двух германских государств, территории стран Бенилюкса, Дании, Норвегии, Польши и Чехословакии. Аденауэр сразу же сказал Гертеру, что план никуда не годится: он ничего не говорит о контроле над воздушным пространством, не защищает страны-участницы от ракетного нападения, из трех тысяч «контролеров» половину должны дать Советы, а это значит, что они облазят все уголки ФРГ, наконец, весь план — это акт замаскированного признания ГДР.
5 мая в Бонн прибыл генерал Норстед с миссией проинформировать канцлера ФРГ обо всех деталях именно этого плана, который, как он дал понять, будет представлен на обсуждение совещания четырех великих держав на высшем уровне, которое должно через одиннадцать дней состояться в Париже. Проект мыслился как уступка интересам безопасности СССР, за которую надеялись получить с его стороны согласие на компромиссное решение берлинского вопроса. Разговор продолжался ровно полтора часа, после чего Аденауэр сухо распрощался с визитером и сел писать возмущенное письмо де Голлю: план он категорически отвергает, просит французского президента поддержать его в этом. Де Голль поспешил заверить Аденауэра, что он на его стороне. Никто из них не знал, на какие еще уступки могут пойти американцы. Оба ощущали присутствие дамоклова меча, который Хрущев занес над Западом.
