— Завтра, — пообещал Иссым. — Завтра вы дорога… Тезин-Дар в конец… Там ждать Древний.
Пиршество продолжалось целый день, и не один вануец пал жертвой обманчивой мягкости хриссе, хотя троица, которой предстояло продолжить путь, держала себя в руках, не желая отправляться в Тезин-Дар с больной головой. С наступлением темноты были зажжены факелы — сывалхины собирались праздновать всю ночь, — и до Каландрилла, Брахта и Кати, раньше всех ушедших спать, еще долго доносились их песни. В спальне они обнаружили свою одежду, развешенную рядом с оружием, и когда солнце проникло сквозь витой потолок, они рделись и прицепили мечи.
Селение было уже в сборе. Иссым ждал их со старей шинами у ротонды. Они позавтракали, хотя после празднества мало у кого был аппетит, и скоро уже были готовы к выступлению.
Катя попрощалась с земляками, и каждый из них подошел к Каландриллу и Брахту и пожал руку, говоря что-то на прощанье на своем языке.
— Они желают вам всего наилучшего, — перевела Катя. — И говорят, что будут ждать нас здесь.
Иссым передал каждому по мешочку с едой и фляжке со свежей водой.
— Я нет идти, — сказал он. — Старейшины отводить вы дорога… Вы идти… Нет сходить с дорога!.. Дорога нет опасно.
Они пожали ему руку и повернулись к старейшинам, готовые следовать за ними; все жители выстроились в два ряда, между которыми они и пошли, и сывалхины говорили им что-то на прощанье. Наконец они вышли со двора и оказались в полях, похожих на сады. Старейшины шли, как всегда, молча.
Они направлялись на север, и солнце было еще низко справа от них, сверкая на безоблачном и чистом, будто отполированном, небе. Несмотря на возраст, сываба шли споро, серебряные наконечники их посохов позвякивали о старинную дорогу, и вскоре они оказались у каменных стен на околице. Они прошли под аркой. В отличие от той, через которую они входили, эта была еще цела, чернея на фоне неба тяжелыми, избитыми непогодой камнями. С внутренней стороны остались выемки от древних петель. Древние ворота, как крыша, — два огромных куска металла толщиной в талию человека, на которых время не оставило никаких следов, — возвышались над водоемом. Какая же сила вогнала их так глубоко в землю? Каландрилл подумал, что однажды он вернется в этот странный рай покоя и напишет историю Иссыма и его людей.
Однажды, а пока впереди его ждали неотложные дела.
За воротами раскинулись сады и поля, где паслись те же странные животные, которых они уже видели ранее. Они безучастно смотрели на путников, идущих по прямой, как стрела, дороге. Орвен тоже шел этой дорогой? — подумал он, на ходу вытаскивая карту. На карте была только топь. Может, сывалхины провели его окольной дорогой? Или он добрался до Тезин-Дара другим путем? Один из старейшин замедлил шаг и заглянул в карту.
— Ах-Вен, — сказал он, отрывисто рассмеявшись, и жестом предложил Каландриллу свернуть карту. Указывая рукой вперед, он все повторял: — Тезин-Дар… Тезин-Дар.
— Карта рассмешила их, — пробормотал Брахт, поглядывая на трясущихся от смеха старейшин.
— Они знают Орвена, — сказал Каландрилл. — Но почему они смеются?
Не найдя ответа, они шли за сываба, которые и не собирались останавливаться, хотя солнце уже поднялось прямо у них над головой. Казалось, что, дождавшись наконец того, кого так долго ждали, хотели они побыстрее выполнить свое обещание.
Весь день они быстро шли вперед. Наконец их взору предстала дамба, отгораживавшая сывалхинский рай от топей. Дорога скрылась за земляной насыпью, древние плиты потерялись под более поздним слоем, в воздухе повеяло топью. Старейшины подобрали подолы халатов и забрались на дамбу, поманив за собой Каландрилла и его товарищей.
Они поднялись на самый верх дамбы и остановились. Перед ними простиралась бескрайняя равнина, покрытая тростником с проступающими тут и там пятнами гнилой воды, где не было места дороге; далеко за тростником поднималась зыбкая линия мангровых деревьев. Каландрилл нахмурился, сбитый с толку. Брахт сказал:
— Ахрд! Иссым обещал, что дорога доведет нас прямо до Тезин-Дара.
— Тезин-Дар! — Старейшина, который говорил с Каландриллом, дотронулся до его рукава, воодушевлено кивая: — Тезин-Дар!
Он указал посохом на внешнюю, терявшуюся в тени сторону дамбы. Каландрилл внимательно присмотрелся к тростнику, пытаясь разглядеть дорогу, но ничего не увидел.
Старейшины заторопились вниз, скользя по склону, направляясь к тростнику, и подолы их халатов потемнели от воды. Трое путников присоединились к сываба. Земляная насыпь слегка поворачивала к северу, отбрасывая глубокую тень.
— Там что-то есть, — сказала Катя, прищуриваясь и глядя на крепостную стену. — Но я не разгляжу, что именно.
— Как бы то ни было, на дорогу они нас не вывели, — промычал Брахт с подозрением в голосе, инстинктивно опуская руку на эфес меча. — Они что, хотят загнать нас назад в болота? Без проводника?
— Думаю, что нет, — сказал Каландрилл. — Посмотри.
Старейшины, хлюпая босыми ногами, решительно направились вброд через тростник к темному пятну, на которое указывала Катя. Сываба остановились и жестом поманили их к себе. Они пошли.
Старейшины стояли вокруг самого темного пятна в тени, вглядываясь в мрак со странным благоговением. Каландрилл посмотрел туда же и увидел узкую пещеру, вход в которую был выложен древним камнем. Он различил три тяжелые базальтовые колонны и каменную перемычку наверху, словно вросшие в серую землю дамбы, поднимавшейся глухой земляной стеной. Дальше пути не было.
— Они что, хотят показать нам памятник? — поинтересовался Брахт.
— А может, дорогу? — предположила Катя.
— Что-то я не вижу никакой дороги, — возразил керниец.
— Может, это и есть волшебная дорога? — настаивала Катя.
— То есть? — поинтересовался Брахт. — Даже если это ворота, то они ведут не в ту сторону.
— Лучше и не спрячешь, — сказал Каландрилл, поворачиваясь к старейшинам с поднятыми в вопросе бровями.
Сывалхины расступились по двое с каждой стороны, а пятый манил их к себе. Каландрилл посмотрел на своих спутников, пожал плечами и сделал шаг вперед.
Старейшина поднял руку, останавливая его и подзывая Брахта и Катю. Брахт встал справа от Каландрилла, Катя — слева; старейшины подошли к ним и хлопнули их по плечу точно так же, как тогда, когда они вышли из склепа. Затем все пять сываба повернулись к камням и высоко подняли посохи, распевая речитативом, сначала низко, а потом все выше и выше, громче и громче, а заходящее солнце окрашивало небо в багровый цвет; верхняя кромка насыпи ослепительно вспыхнула. Каландрилл услышал ропот и наклонил голову, пытаясь определить, откуда он доносился. И вдруг он сообразил, что пение доносится из самих камней. В воротах забрезжил огонек; на мгновенье Каландрилл увидел широкую, выложенную золотыми плитами дорогу, бегущую меж величественных деревьев, и не что вроде гордых городских — золотых, серебряных и малиновых — стен. Посохи уперлись им в спину, подталкивая их вперед. Свет погас, и наступившая темень оказалась твердой, как земля. Посохи подталкивали их вперед все настойчивее. Каландрилл сделал шаг; Брахт что-то пробормотал, почувствовав под вытянутыми руками влажную пахнущую болотом землю. Воздух вибрировал.
