Глава первая
Билаф ден Каринф, домм Секки, повелитель Восточных владений и избранник Деры, мрачно смотрел сквозь узкое, похожее на амбразуру, окно. Шорох свежего ветра, отскакивавшего от каменных стен дворца, только усугублял его природную угрюмость. Мозолистые от постоянного пользования мечом руки нервно дергали золотистую с проседью, как и его волосы, и пышную, как львиная грива, бороду. Он сжал кулак и с силой ударил по каменному подоконнику. Внизу, на песчаном плацу, под бдительным оком главного преподавателя фехтования Секки, Торваха Банула-младшего, тренировались его сыновья. Всего несколько минут назад домм даже крякнул от удовольствия, наблюдая за тем, как Тобиас, удачно отпарировав удар Торваха, сделал выпад вперед и приставил закругленное острие меча к груди учителя. Тобиас, заслуживший одобрительный взгляд отца, был слеплен из того же теста, что и отец. В жилах его течет настоящая каринфская кровь.
Неудовольствие же домма вызывал Каландрилл, все чаще казавшийся ему чужаком в семье, и хотя Билаф ни на секунду не усомнился в том, что Каландрилл — семя от семени его, младший сын казался ему едва ли не подкидышем. Да, у него были такие же золотистые, столь характерные для рода ден Каринфов волосы, а под толстой защитной кожаной курткой скрывалось столь же мускулистое тело, как у отца и брата, да и ростом он вышел в ден Каринфов. Но манерой поведения Каландрилл резко отличался от всего рода. Ну вот хотя бы сейчас… Разве так принимают приглашение учителя на схватку? Тобиас — тот другое дело. Стоит только Торваху поманить его мечом, как он с готовностью вскакивает на ноги, с радостью отдавая всего себя столь истинно мужскому занятию. А Каландриллу на все наплевать. Билаф тяжело вздохнул, сокрушаясь, что его младший сын настолько инфантилен. В общем-то, он неплохой фехтовальщик, но упражнения с мечом не доставляют ему ни малейшего удовольствия, не разжигают в нем желания победить. Вот и сейчас он столь вяло и неуклюже отпарировал удар Торваха, что подставил ему незащищенный левый бок, и не будь Торвах таким медлительным, схватка была бы уже за ним. В самый раз Каландриллу воспользоваться бы своей ловкостью, но нет, этот размазня тут же отдал всю инициативу Торваху. Можно подумать, что напористость Билафа перешла вся до капли Тобиасу, и Каландриллу не осталось ничего. Наблюдая за тренировкой младшего сына, Билаф сердито сжимал кулаки. Если бы Каландрилл проявлял на плацу столько же рвения, сколько в библиотеке; если бы государственным делам уделял столько же времени, сколько бессмысленному копанию в книгах! Может, тогда бы из него и вышел толк. Но нет, дела домма его вовсе не интересуют. А самое сокровенное желание его, как он осмелился заявить вчера, — это читать в уединении! Он, видите ли, предпочитает дворцовые архивы плацу! Домм заскрежетал зубами: да, придется на что-то решаться. Любовь к книгам, простительная для философа или педагога, никак не пристала отпрыску Великого рода.
Торвах вдруг прервал схватку и принялся упрекать младшего сына домма:
— Побойся Деры, Каландрилл! Ведь у тебя в руках клинок, а не книга!
Лишний раз убедившись в своей правоте, домм отвернулся от окна, плотнее закутался в плащ и пошел прочь. Он спускался по винтовой лестнице с таким мрачным видом, что слуги в страхе разбегались, а часовые, стоявшие вдоль коридоров, вжимались в стены. Подойдя к двери из черного дерева, инкрустированной пурпурными и зелеными оккультными символами, он резко толкнул ее и замер в проеме, привыкая к тусклому свету чадящих факелов в железных канделябрах, стоявших вдоль глухих стен комнаты. Воздух здесь был такой спертый, что домм даже поморщился. Ему почудилось, что отбрасываемые факелами тени скрывают нечто такое, чего лучше и не видеть. На запыленном столе посередине комнаты лежало несколько черепов и стояла мумия слепой кошки и пробирка с крошечным трупиком мертворожденного ребенка. Сидевший за столом маленький лысенький человечек с птичьими глазками и с бородавкой на носу обернулся на шум открываемой двери и встал, нервно моргая, навстречу домму.
— Повелитель? Ты хочешь услышать предсказание?
Билаф утвердительно хмыкнул, раздумывая над предназначением расставленных на столе предметов — действительно ли они необходимы для вершения его ремесла, или Гомус пользуется ими для отвода глаз?
Человечек выбрался из-за стола и поспешил закрыть за доммом дверь. В развевающейся черной мантии он походил на паука или питающуюся падалью птицу. Даже он, домм Секки, правитель сильнейшего города в восточном Лиссе, находясь рядом с этим колдуном, чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я принял решение о будущем моих сыновей, Гомус, — заявил он. — И хочу знать, совпадает ли оно с линией судьбы.
Гомус кивнул и, пошарив в темноте, вытащил стул и рукавом смахнул с него пыль. Билаф с отвращением глянул на предложенный ему стул, но сел. Гомус встал с противоположной стороны стола и посмотрел на домма поверх черепов.
— И каково же оно, твое решение? — Голос у него был скрипучий, ветхий, как и его пожелтевшая, словно давным-давно не видевшая солнечного света, кожа.
— Моим наследником будет Тобиас, — сказал Билаф. — Это само собой разумеется. А Каландрилл пойдет в священники.
— В священники? — пробормотал Гомус. — Ему это не понравится. У служителей Деры нет времени на книги.
— Нравится, не нравится — это к делу не относится, — резко возразил домм. — Будь он прилежнее в занятиях фехтованием, я бы отправил его в Форсхольд, но ведь в нем же нет ничего от солдата.
— В этом ты прав, — дипломатично согласился колдун.
— У меня во дворце нет места для ученого принца, — продолжал Билаф. — Его присутствие будет угрозой для Тобиаса. У нас и так хватает завистников, только и ждущих подходящего момента, чтобы низложить род ден Каринфов. А я не намерен вкладывать им в руки оружие борьбы с объявленным наследником.
— Каландрилл не способен на предательство, — пробормотал Гому — Он любит книги, это верно, но он не предатель.
Домм сердито рубанул рукой воздух, и в темноте что-то зашипело.
— Да, по своей воле он не предаст, — согласился он, — но он витает так высоко в облаках, что им запросто могут воспользоваться нечистоплотные злоумышленники.
— Боюсь, домм недооценивает его, — отважился Гомус.
Билаф сердито фыркнул, и колдун неодобрительно улыбнулся.
— Но хоть он и тряпка, мне бы не хотелось, чтобы его убили, — продолжал домм. — Они с братом явно недолюбливают друг друга, и если вдруг Тобиас разглядит в нем угрозу, не исключаю возможности, что он прибегнет к услугам чайпаку.
— Верно, — пробормотал Гомус, согласно кивая головой.
— А какая угроза от священника? — продолжал Билаф. — Посвятив себя Дере, он будет вынужден отказаться от земных привязанностей.
— Включая и книги, — заметил Гомус и нахмурился. — А как с женитьбой, господин Билаф? Ведь у него, наверное, есть какие-то мысли.
