Офицер проигнорировал его вопрос.
— Кто вас послал?
К счастью, Крис знал старших офицеров и капитанов легиона.
— Капитан Беррин. — Это был один из наиболее агрессивных вояк, и Крис был уверен, что его имя произведет правильный эффект.
Тон офицера моментально изменился.
— Ладно. Сколько вас?
— Мы явились вдвоем, а сколько он еще пришлет, не знаю, — соврал он, с сожалением глядя на смущенного офицера.
— Почему бы им не прислать нарочного и не сообщить, чего они хотят? Когда легионом командовали Тирски, все было по-другому.
Крис пожал плечами, всем своим видом показывая, что слишком молод, чтобы знать, о ком идет речь.
— Зови своего товарища и следуйте за мной. Я как раз туда иду. Да, послушайте, парни, это вам не развлечение, договорились? Сегодня здесь казнят короля, так что ведите себя с соответствующим уважением. Вам понятно?
— Да, господин офицер, — ответил Крис, вытягиваясь в струнку. Похоже, трюк удался. — Я схожу за Фарроу.
Крис и Аремис молча проследовали за офицером. Он был настолько озабочен предстоящим событием, что совсем не обращал на них внимания.
Во внутренний двор они вышли практически одновременно с королем и молодой королевой.
— Наденьте это. Вы знаете приказ, — сказал офицер, вручая им черные капюшоны, и сразу же отошел, чтобы переговорить с одним из капитанов на другом конце двора.
Крис шепотом объяснил Аремису предназначение капюшона.
— Это древний обычай, появившийся во времена преследования ведьм и колдунов. Чтобы наложить проклятие, им нужно было видеть лицо человека. Поэтому придумали маски из опасения, что любой, кто присутствует на экзекуции, может оказаться под воздействием колдовства. Традиция давно канула в вечность, но от солдат до сих пор требуют, чтобы во время казни они закрывали лица.
— Меня это вполне устраивает, — сказал Аремис. — По крайней мере ни король, ни Джессом нас не узнают. — Вот только как дать Уилу знать, что они рядом.
* * *
Валентина стояла в темно-красном платье, сшитом для нее и надетом ею по приказанию Селимуса. Королева не заметила появившихся во внутреннем дворе троих легионеров. Гнев, страх и ужасная несправедливость ситуации, в которой она оказалась, не давали покоя, но все это сменилось безысходным отчаянием, когда она проследила, куда указывает палец Селимуса. Привязанный цепями к столбу, как какое-нибудь животное, но не потерявший гордости, стоял король Кайлех. В его глазах полыхала ярость. Да, покорившимся его назвать было трудно. Но Валентине показалось, что она вот-вот потеряет сознание от переполнивших сердце ужаса и любви.
Зеленые глаза остановили ее и переместились на Селимуса. На лице Кайлеха появилась презрительная усмешка, потом он поднял сжатую в кулак руку и вытянул ее в направлении моргравийца. Северянин сразу бы понял этот жест, означавший, что племена Скалистых гор объявляют войну.
Крис беспомощно посмотрел на друга, надеясь, что тот объяснит происходящее.
— Он дразнит короля, — пробормотал Аремис.
— Зачем? Для чего осложнять и так очень неприятную ситуацию? — прошептал Крис.
— Уил хочет добиться, чтобы король убил его своими руками, хотя я не уверен, что Оживление всегда подчиняется одним и тем же законам.
Герцог медленно кивнул.
— Хочешь сказать, что он станет нашим королем?
Аремис кивнул. В этот момент Уила отвязали от столба.
Валентина чувствовала, что ей не хватает воздуха. По лицу потекли слезы.
— Не думал, что ты так будешь из-за него переживать, моя любовь, — проворковал Селимус.
— Почему он должен умереть?
— Потому что ему нельзя доверять. Он всегда будет для нас угрозой.
— Но его убийство разозлит горцев, и они начнут войну против обоих наших королевств.
— У тебя больше нет королевства, любимая.
— Что?
— Бриавель теперь часть Моргравии.
— Я это понимаю иначе, Селимус.
Он перешел на снисходительный тон.
— Валентина, пожалуйста, перестань. Давно пора повзрослеть. С этих пор я управляю обоими королевствами, поскольку это моя работа. Твое дело — беременеть и рожать мне сыновей и еще, конечно, быть довольной, улыбающейся и любящей женой. Тебе больше не нужно беспокоиться о королевствах, политике, войне, стратегии. Обо всем этом я побеспокоюсь сам. Меня нисколько не пугают ни Бриавель, ни Горное Королевство.
Валентина больше не могла находиться рядом с этим чудовищем. Бросив еще один взгляд на каменное лицо Кайлеха, она сделала вид, что очень устала, и попросила ее извинить.
— Потерпи, уже совсем скоро, — заявил Селимус. — Но сначала позволь мне вручить свой подарок.
— Что вы имеете в виду? — спросила она, чувствуя, как в груди поднимается новая волна страха.
— Я казню короля Кайлеха в твою честь. Он больше никогда тебя не побеспокоит.
— Я отказываюсь…
— Ты ни в чем мне не можешь отказать! Помни, ты теперь принадлежишь Моргравии и ее королю.
Глава 42
Уила подвели к наскоро построенному деревянному помосту. Кроме этого небольшого театрального штриха, ничто больше не напоминало публичное представление. Единственными свидетелями его смерти должны были стать королевская чета, несколько стражников, канцлер и, конечно, только что прибывший палач в маске.
Страха не было. Уилу не терпелось как можно скорее умереть в последний раз и освободиться от дара Миррен и ее проклятия. В образе Селимуса он проживет недолго. Времени не хватит даже на то, чтобы еще раз обнять Валентину.
Если все пойдет не так, если он все же выживет, то на этот раз в образе дюжего, высоченного здоровяка. Уилу удалось узнать имя палача. Арт Физерстоун. Он даже представил, как, переселившись в палача, подбирается к Селимусу, чтобы разыграть последний эпизод затянувшейся драмы, но тут же отбросил эту мысль. Кто мог подумать, что Уил станет Роменом, что Фарил отнимет у Ромена жизнь, а потом Илена — он почувствовал, как защемило сердце при воспоминании о сестре, — убьет Фарил и станет пристанищем для своего брата? А теперь он стал горным королем и вот-вот займет место владыки Моргравии… или собственного палача.
Но семя все же брошено в землю. Наверняка Селимус не сможет устоять перед соблазном лично отделить голову от тела Кайлеха. Еще один триумф в столь памятный день.
Огромный легионер подошел к нему с чашей воды.
— Приказ, — бросил он палачу, который безразлично кивнул. Голос легионера придал Уилу стойкости.
— Аремис, — прошептал он, принимая из рук гренадинца чашу с водой.
