Продать «Рууг» мне удалось исключительно потому, что Тони Бучер объяснил, как нужно переделать исходный текст. Если бы не он, я бы до сих пор торговал пластинками. Это не шутка. Тони в те времена вел у себя в гостиной небольшой семинар для писателей. Он читал наши рассказы вслух, и мы, видя, насколько они ужасны, все же понимали, что можно исправить. Тони не пытался показать, что наша писанина никуда не годится, — он помогал нам превращать ее в настоящее искусство. Он знал, что такое хороший текст. Тони брал (внимание!) доллар за неделю занятий. Один доллар! Если в этом мире и были добрые люди, то один из них — Энтони Бучер. Мы его обожали. Раз в неделю мы играли в покер — Тони одинаково любил покер, оперу и литературу. Мне очень его не хватает. Однажды, в семьдесят четвертом, мне приснилось, что я отошел в мир иной, и дожидается меня там именно Тони. Вспоминаю этот сон и не могу сдержать слез. Вот он, прямо передо мной, но вдруг превращается в тигренка Тони из рекламы хлопьев. Там, во сне, он был такой радостный — и я вместе с ним… Но это был лишь сон. Тони Бучера больше нет. Однако я стал писателем — благодаря ему. Каждый раз, когда я берусь за новый роман или рассказ, я вспоминаю о нем. Наверное, именно Тони научил меня писать не ради амбиций, а ради самого процесса. Именно так стоит подходить к любому делу.
Маленький рассказ «Рууг» — про всамделишную собаку, хотя она, как и Тони, уже умерла. Звали этого пса Снупер, и он относился к своей работе не менее серьезно, чем я — к своей. Работа его, очевидно, заключалась в том, чтобы не позволять никому красть еду из хозяйского мусорного бака. Снупер не сомневался, что хозяева в мусоре души не чают. Каждый день они приносили бумажные пакеты с деликатесами, аккуратно складывали в прочный металлический контейнер и плотно закрывали крышку. К концу недели бак наполнялся, и тут, на большом грузовике, появлялись самые жуткие злодеи во всей Солнечной системе. Они крали еду. Снупер знал, что это всегда происходит по пятницам, и начинал лаять около пяти утра. Мы с женой прикинули, что именно в это время у сборщиков мусора начинают звенеть будильники. Снупер знал, когда они выходят из дома. Он слышал их. Лишь он один все понимал, остальные почему-то не видели, что творится у них под носом. Должно быть, пес думал, что нашу планету населяют сумасшедшие. Его хозяева, как и все остальные жители Беркли, знали о мусорщиках, но ничего не предпринимали.
Каждую неделю он сводил меня с ума своим лаем, однако внутренняя логика пса занимала меня больше, чем его отчаянные призывы — бесили. «Как выглядит наш мир в глазах собаки?» — спрашивал я себя. Ведь у этого пса имелась целая система представлений, свой взгляд на мир: совершенно не похожий на наш — и при этом абсолютно логичный, если исходить из доступных собачьему уму посылок.
Вот в этом, говоря по-простому, и заключается суть моей двадцатисемилетней литературной деятельности. Я пытаюсь проникнуть в голову другого человека — или иного существа — и увидеть то же, что и он или оно; при этом чем сильнее этот человек отличается от всех нас, тем лучше. Все начинается с разумного существа, а затем мы идем наружу, представляем себе его мир. Очевидно, нам не дано знать наверняка, каков этот мир, но строить разумные догадки, по-моему, вполне возможно. Мне пришло в голову, что каждое существо живет в собственном мире, который немного отличается от миров других таких же существ, и я до сих пор уверен, что все именно так и есть. Для Снупера мусорщики — зловещие и страшные. Я думаю, он в буквальном смысле видел их иначе, чем мы, люди.
Не все соглашались с моим мнением, что каждое существо видит мир по-своему. Тош Бучер очень хотел, чтобы одна весьма известная составительница антологий (назовем ее Д. М.) прочла «Рууг» и высказала свое мнение. Ее ответ меня поразил. «Мусорщики выглядят не так», — писала она. «Шеи у них не тонкие как карандаш, а головы не трясутся. И они не едят людей». По-моему, она перечислила около дюжины ошибок, и все они касались описания мусорщиков. Я ответил, что да, она права, но речь-то о собаке, а собака ошибалась. Предположительно ошибалась. Она немножко двинулась на этой почве. Речь же не просто о собаке и ее видении мусорщиков — речь о свихнувшейся собаке. Ее свели с ума регулярные набеги на мусорный бак. Пес в полном отчаянии — вот что я хотел передать. В этом вся суть рассказа. У пса не осталось выбора, и он тронулся из-за этих еженедельных краж. А «рууги» об этом знают, им это нравится. Они дразнят собаку, лишают ее последних капель рассудка.
Мисс Д. М. не включила рассказ в антологию, однако Тони его напечатал, и «Рууг» до сих пор издается — его даже в школьную программу включили. Я говорил с ребятами, которые читали рассказ, — они отлично все поняли. Интересно, что лучше всего ухватил суть слепой мальчик. Он сразу догадался, что значит слово «рууг». Он почувствовал отчаяние пса, его бессильный гнев и горечь многократных поражений. Возможно, в промежутке с 1951 по 1971 год мы выросли и стали чувствовать опасность в повседневных вещах, на которые не обращали внимания раньше. Не знаю. Так или иначе, «Рууг» — первый рассказ, за который мне заплатили, и это биографический рассказ. Я видел, как страдает собака, и немножко (самую капельку) понимал, отчего ей так плохо. Мне хотелось выступить от имени собаки. Вот так все и случилось. Снупер не мог рассказать об этом, а я смог. Точнее, я смог записать, записанное мной опубликовали, чтобы много людей прочли. Писать фантастику означает быть голосом тех, у кого голоса нет, — если вы понимаете, о чем я. Вы — автор, и голос не ваш. В нем голоса других — тех, кого обычно никто не слышит.
Снупер умер, а пес Борис из рассказа — нет. Тони Бучер умер, умру когда-нибудь и я, и, увы, вы тоже. Но в 1971 году, ровно через двадцать лет после публикации, когда я пришел на урок и мы обсуждали «Рууг», лай Снупера, его тоска и благородство — они все еще были с нами, и Снупер это заслужил. Рассказ — мой подарок существу, которое не видит и не слышит, которое уже не лает. Но, черт побери, пес делал все правильно! И ничего, что мисс Д. М. не поняла, что к чему. (Написано в 1978 году.)
Я люблю этот рассказ и сомневаюсь, что сейчас смогу написать лучше, чем тогда, в 1951-м. Сейчас у меня просто выходит длиннее. (1976)
«Маленькая революция» («The Little Movement»). «Fantasy and Science Fiction», ноябрь 1952.
«Вкус Уаба» («Beyond Lies The Wub»). «Planet Stories», июль 1952.
Мой первый рассказ, опубликованный в «Planet Stories» — самом жутком из низкопробных журналов того времени. Я принес четыре экземпляра в магазин пластинок, где тогда работал, а один из покупателей в ужасе уставился на меня и спросил: «Фил, неужели ты это читаешь?» Пришлось признаться, что не только читаю, но и пишу.
«Пушка» («The Gun»). «Planet Stories», сентябрь 1952.
«Череп» («The Skull»). «If», сентябрь 1952.
«Защитники» («Defenders»). «Galaxy», январь 1953. (Отдельные части этого рассказа в переработанном виде вошли в роман «Предпоследняя правда».)
«Профессор Звездолет» («Mr Spaceship»). «Imagination», январь 1953.
