Агафонов со связным пошел на крайний левый фланг, к Бывалову, посмотреть, нет ли там опасности, не осталась ли какая лазейка, через которую можно подобраться к нам вплотную или даже оказаться у нас за спиной. Если японцы и не предпримут сейчас новую атаку — ночь надо держаться, не сомкнув глаз. Зазеваешься — и поминай как звали. Бойцы крепятся, держатся, стараются отогнать сон, но через силу — уж очень они измотались.
Возвратился Семен и доложил, что за участок Бывалова беспокоиться не надо. Посоветовались с ним, как быть, и решили попеременно ходить по отделениям, проверять людей, чтоб кого-нибудь не сморило изнеможение. Да и нам с ним тоже не легче. Голова у меня болит, рана под повязкой ноет.
Походили мы так с час, видим, что надо находить что-то другое. Семен предложил менять людей местами: перемещение бодрит, к новому сектору приходится заново присматриваться, прислушиваться, осваивать участок.
После полуночи стало держаться совсем невмоготу. Веки сами собой закрываются даже на ходу. Когда прохожу по цепочке взвода — вижу, что почти все курят, стараются табаком поддерживать бодрость. Приказал передать по отделениям, чтобы матросы по очереди подремали. Оставив в группах дозора по два человека, остальным улечься поблизости и поспать. Договорились с Семеном, что и мы прикорнем поочередно.
Укрывшись за бетонным бордюром по обочине шоссе, мы с Дмитрием Соколовым лежим в отделении Степана Овчаренко. Оставив за себя Петра Карачева, Дмитрий пошел отдохнуть. Но, говорит, не спится, что-то беспокойно на сердце, вот и прилег рядом с нами. Тут же два молодых краснофлотца — Влас Никулин и Семен Хазов. Никулин спрашивает:
— А не могли японцы отойти из города по другим дорогам?
— Отчего же… Без имущества и без тяжелого вооружения могли и воспользоваться каким-нибудь путем в обход, — объясняет Овчаренко.
— Едва ли, — сомневается Соколов. — Скорее всего они сейчас собираются с силами, приводят себя в порядок.
— Пожалуй, следует ожидать, что утром они опять навалятся на десантников, — поддерживаю я Соколова.
— Поспел бы к этому времени первый эшелон, — высказывает теплящуюся у всех мысль Хазов.
Смотрю я на него и на Никулина и невольно сравниваю с собой: вот такие же «зеленые» и мы были, когда начинали войну. Только нам было куда труднее, чем им: рядом с нами тогда не было набравших опыта боевых товарищей, вооружены мы были куда хуже. Нам, кто постарше и поопытней, надо помочь им овладеть наукой разведки.
Никулин русоволос, светлоглаз, с широким русским лицом. Среднего роста, плотный, точно литой, немного неуклюжий и чуть медлительный. Рассудителен, нетороплив в разговоре, больше слушает и ждет, что скажут другие.
Хазов смугл, черные волосы обычно зачесаны на пробор. С небольшим восточным разрезом смородинные глаза его долго не задерживаются ни на ком, постоянно перескакивают с одного собеседника на другого. Фигура жилистая, сухопарая, но крепкая, как бы свитая из мышц. Он порывист, горяч, часто пытается вставить свое слово в речь товарища или даже старшего.
Двое их, таких горячих, моментально вспыхивающих, с бьющей через край энергией в отделении Степана Овчаренко — Семен Хазов и Костя Джагарьян. Оба, как говорят о них в отряде, «заводятся с полоборота». И сейчас Хазов нет-нет да и пытается вклиниться в разговор. Неторопливый и немногословный Овчаренко быстро умеет их охладить. Попади они к Тихонову — ходить бы им постоянно с наказаниями за свой заводной характер.
За разговором не заметили, как прошло почти полтора часа. Подошел Агафонов, говорит, что поспал, теперь подежурит. Я отошел чуть в сторону, завернулся в палатку и задремал.
VII
Ночь прошла, занялась заря. Рассветает, видно все отчетливее и дальше. Около 5 часов утра. Поднявшийся за ночь над рекой и низиной небольшой туман почти совсем рассеялся. Солнце вот-вот вынырнет из моря.
Мы с нетерпением ждем прихода подкреплений. Поступившая недавно из Владивостока радиограмма обрадовала, что первый эшелон должен прибыть в Чхончжин часам к пяти-шести утра.
Из отделения, укрывшегося в дозоре на другой стороне шоссе, прибежал Архип Фетисов. Соколов послал его доложить, что до роты японцев выше по течению, примерно метров за восемьсот, за километр, переправляются вброд на левый берег реки Сусончхон.
Вместе с Агафоновым бежим к Соколову. Связного послал донести Леонову о том, что японцы начали форсировать реку. Отделение Соколова застаю взбудораженным. Ребята показывают на японцев, которые почти по грудь в воде прошли больше половины реки и совсем приблизились к берегу. Пока мы располагались в укрытиях и подтянули пулемет, японские солдаты начали выходить из воды и, сразу рассыпавшись по берегу, укрылись в густых прибрежных зарослях не то камыша, не то кукурузы или гаоляна.
Огня мы не открываем, стрелять из автоматов бессмысленно, японцы вне досягаемости нашего оружия. Бежать к тому участку, где они вышли из воды, и поздно и неразумно: одному-двум отделениям с ходу ничего не сделать, а по пути большое поле высокой кукурузы. Под ее укрытие вчера и скрылись разбежавшиеся японцы. Они могли прятаться там до утра. Ночью мы туда не рискнули сунуться.
Леонов приказал обоим взводам развернуться вдоль дороги, чтобы встретить переправляющихся японцев. Со вчерашнего вечера и за ночь мы никак не ждали нападения японцев из-за реки. Она была у нас за спиной, и мы готовились, что японцы скорее всего вновь будут атаковать нас из города. А они появились на фланге. Нам пришлось поспешно оставить те укрытия, которые соорудили к ночи, и вытягиваться для боя возле шоссе. Тут кое-где сохранились некоторые из вчерашних наших немудрящих сооружений из камней, обломков, разломанных ящиков, разбросанного груза из машин, когда после захвата моста мы отбивали наскоки японцев на шоссе. Мы вновь воспользовались ими. Но всем не хватает, и бойцы быстро подбирают что можно и устраивают мало-мальски прикрытые огневые точки.
В это время далеко позади, где-то за военным портом, похоже даже с полуострова Комалсандан, донеслось громыхание разыгравшегося боя. Разобраться в первые минуты трудно, но нам кажется, что там сейчас завязалась перестрелка либо с подразделением Мухамедова, либо скорее всего с той пулеметной ротой, которая должна была высадиться ночью.
Залегли вдоль шоссе и не сводим глаз с поля впереди нас. Видно, как колышется во многих местах высокая кукуруза. Японцы все шире растекаются по ее зарослям и, укрытые за сплошной стеной стеблей и метелок, все ближе и ближе подходят к дороге.
Я распорядился, чтобы запустили по колышущейся кукурузе несколько очередей из пулеметов и из автоматов. Оттуда ответили из винтовок. Стрельба донеслась и со стороны взвода Никандрова.
Приблизившись к кромке кукурузных посадок, японцы залегли, стреляя из винтовок и карабинов. Вытянувшись вдоль дороги еще дальше, чем мог охватить своим взводом Никандров, они намереваются обойти его фланг, пересечь шоссе и просочиться отряду в тыл. Никандрову будет держаться там трудно. Стараясь стрелять возможно прицельнее и беречь боезапас, матросы короткими очередями прочесывают край кукурузного поля. Там укрылись японцы. Огонь у нас довольно плотный, и они не рискуют подняться в атаку, мы еще удерживаем их на земле.
