Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
— Я понимаю тебя, Жанна наша подруга. Думаешь, мне легко принимать это решение? Но посуди сама: во-первых, ее будут допрашивать. И не кто-то из тех, на кого мы можем влиять, а те самые московские сыщики. Конечно, Жанна про нас им ничего не расскажет, я в этом уверена, но будут вопросы: и про бордели, и про убитую Белладонну, и про Диану, а если еще докопаются до ее бизнеса с малолетками… Возникнет очень, очень много вопросов, и к чему они приведут, никому неизвестно. Про деньги тоже могут узнать. Понимаешь?
Валерия понимала, что мнительная и осторожная Прима перестраховывается. Исследование предпринимательской деятельности Жанны грозило бедой только самой Жанне, но Виктория опасалась, что в процессе расследования может выясниться — правда, совершенно неясно, как именно — что Терция, как и все сестры, отдавала десятую часть всех своих доходов на нужды ковена, причем отдавала лично Виктории. Может быть, не будь всей этой истории с Инквизитором, попадись Жанна на сутенерстве или торговлей несовершеннолетними девочками в другое время, Прима не беспокоилась бы так сильно. Но сейчас она боялась всего, и решения за нее принимал именно страх.
— Во-вторых, — продолжала Виктория, — Инквизитор жив и находится на свободе. Он знает Жанну и наверняка попробует завершить начатое. Предположим, он не доберется до нее в больнице, но что будет, когда она выйдет? Если он станет следить за ней? Если в конце концов возьмется на нас?
Валерия промолчала. Виктория нагнулась вперед и накрыла своей рукой руку подруги.
— И потом, давай будем откровенны: ты бы хотела жить полуслепой, с обезображенным навеки лицом, без волос, страшилищем, у которого все тело в шрамах? Мне кажется, что любая из нас в такой ситуации приняла бы смерть, как избавление, разве не так?
Валерия опять ничего не сказала. Прима похлопала ее по руке и подытожила:
— Ну вот и славно. Сейчас я переоденусь, и мы поедем.
Прима и Альтера вошли в клинику через тридцать минут после того, как закончились часы посещения больных. Отводить глаза обе умели прекрасно, и ни один охранник на входе, ни одна медсестра или врач их не задержали и не задавали вопросов: разумеется, все их видели, но никто не заметил, и тем более, не запомнил. Они поднялись на нужный этаж и, стуча каблуками, пошли рядом по пустынному коридору: Виктория в светлом плаще, Валерия в черном — две подруги, две ведьмы, два ангела смерти.
У входа в палату на стуле сидел молодой полицейский. Этот, конечно же, их заметил — потому что настроен был видеть и замечать. Тут одним отводом глаз было не отделаться. Прима немного отстала, пропуская Альтеру вперед. Полицейский поднялся навстречу:
— Здравствуйте, посещение потерпевшей временно запрещено…
Валерия достала куколку и показала патрульному.
— Как ты думаешь, какого цвета у нее трусики?
Тот ошарашенно замолчал. Альтера быстро взяла полицейского за запястье; он отшатнулся было, но замер.
— Диарея, — сказала Альтера. — Страшный понос. Тебе срочно нужно в сортир, прямо сейчас.
Она отпустила руку. Молодой человек стоял, моргая голубыми глазами.
— Что стоишь? — прикрикнула ведьма. — Беги быстрей, сейчас обделаешься!
Полицейский развернулся и припустил прочь по коридору. Виктория проводила его взглядом, пока он не скрылся за полупрозрачной дверью у входа на отделение, кивнула и проговорила:
— Идем.
В палате был полумрак, тишина, пахло лекарствами, антисептиком, плохо вымытым «судном» и болью. Жанна полулежала на чуть приподнятой койке, укрытая одеялом в линялый казенный цветочек и, казалось, спала. Впрочем, понять это было трудно: лицо и голову полностью закрывали бинты, в прорезях напротив глаз залегли тени, а к тому месту, где должен был находиться рот, прижималась маска с загубником и длинной трубкой, ведущей к аппарату искусственной вентиляции легких. Перебинтованная правая рука лежала поверх одеяла, а в сгиб левой, тоже замотанной сплошным слоем бинтов, была воткнута игла капельницы, висящей на металлической стойке.
— У нас мало времени, — негромко сказала Валерия. — Ее состояние должны проверять очень часто.
Виктория кивнула и тихо позвала:
— Жанна…
Лежащая на койке Терция не отреагировала.
— Жанна, это мы, Вика и Лера…
Валерия отвела взгляд от больной, посмотрела на тумбочку у кровати. В тусклом свете дежурной лампы там поблескивала большая голубая бусина…
…Девочка была толстой, веснушчатой и безнадежно рыжей — уже одного из этих качеств хватило бы для регулярных обидных насмешек со стороны одноклассников, а у нее был полный набор, что позволяло школьным шутникам разнообразить банальный набор обидных острот: «жиртрест», «коррозия», «ржавчины наелась», и прочее в том же духе. Необычное имя — Жанна — тоже добавляло поводов для веселья Светкам, Серегам, Ленкам, Андрюхам и Маринкам. Хуже всего стало в седьмом классе, когда одна из девчонок, случайно увидевшая Жанну без трусов в замызганной душевой спортивного зала, растрепала всем, что у нее и на заднице тоже веснушки. Целый месяц ей приходилось передвигаться по школе, вцепившись в нижний край юбки, ибо каждый мальчишка, даже из младших классов, проходя мимо, считал своим долгом задрать ей подол и заорать: «Мухи насрали!» Жанна тогда убедилась в том, что добрых шуток не бывает, как не бывает беззлобных насмешек, а еще в том, что один раз начав кого-то травить, люди не останавливаются, а только становятся все более жестокими. И тут уже не важно, толстый ты или худой, рыжий или белобрысый: ну вот скажите, какое отношение имеет вес тела к тому, что ей регулярно заливали клеем содержимое портфеля? Как связан цвет волос и запирание в тамбуре запасного выхода под лестницей, куда мальчишки затолкали ее перед уроком с утра, закрыли, просунув в ручку двери черенок швабры, и где она просидела в полной тьме и отчаянии в течение трех часов, пока ее не вызволил школьный завхоз? Что она сделала такого, ради чего стоило обсыпать ее сахарной пудрой в столовой, подкладывать лезвия бритвы в карманы пальто, привязывать все тот же многострадальный портфель к вентилю водопроводной трубы под потолком?
Жанна стояла у окна в коридоре и плакала. Шли уроки, но ей разрешили выйти из класса: достать из волос жвачку, которую ей влепил туда очередной юморист — подошел, улыбаясь, сказал: «Жанка, какие у тебя красивые волосы», и принялся гладить, пока она не сообразила, что к чему. Жвачку Жанна вырвала вместе с несколькими прядями, но в класс возвращаться не стала: стояла и плакала, глядя на синее майское небо, веселое солнце и юные деревца, покрытые нежным зелёным пухом пробивающейся листвы.
— Привет.
Жанна резко обернулась. Рядом с ней стояли две девочки, ее одноклассницы, Вика и Лера — одни из немногих, кто ни разу ее не обидел. Тем не менее, нужно быть настороже.
— Ты чего тут стоишь? — дружелюбно спросила Вика. Она была очень красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная — неудивительно, что ее не дразнили, хотя и не дружили особо. Жанне казалось, что Вику немного побаивались даже самые отчаянные хулиганы.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
