Когда огонь догорел, люди начали расходиться. Они возвращались через лес маленькими группами, по два-три человека в каждой, несли на плечах своих тяжелые инструменты и сдержанно переговаривались и кивали, как будто поздравляя друг друга с удачно выполненной работой. В том, как они уходили, было что-то бесповоротное, окончательное, и лесные жители быстро это поняли. Выползая из своих потайных мест, норок и убежищ, они переглядывались и шептали с облегчением:
— Ушли! Они ушли!
Некоторые были не прочь подобраться к Плато поближе, но охотников походить по той самой земле, которая была для них запретной на протяжении стольких месяцев, почти не нашлось. Одна или две мыши все же отважились пройтись по горам хрустящего пепла, но тут же вернулись, потому что даже под их легкими шагами эти курганы обрушивались, превращаясь в прах и пыль. Кроме того, обожженная земля все еще излучала жар, а в середине Плато дотлевали, перемигиваясь, багровые угли, поэтому лесные жители благоразумно отступили, предпочтя взирать на эту пустыню с почтительного расстояния.
Нет, люди положительно знаЛи, что такое хорошая работа! Норочья колония попросту перестала существовать. И она, и ее обитатели — и мертвые и живые — исчезли, словно их никогда и не было. От них остался только черный, выжженный круг, пропахший гарью и смертью, и от этого запаха в душах лесных жителей все холодело. Но нелегко было представить себе, что совсем недавно именно здесь билось и волновалось злое сердце королевства ужаса и смерти, в которое превратили норки их лес. И вместе с тем легкая аура недоброго незримого присутствия стала неотъемлемой приметой этого места.
Ах, если бы только храбрый лис задержался, чтобы обитатели леса могли поблагодарить его, но нет — Фредди, наверное, был уже далеко, на пути к своему таинственному городу. Жаль. Филин чувствовал, что будет скучать без своего старого друга. Может быть, однажды он попробует навестить его, решил Филин, но сразу засомневался. Он был слишком потрясен, почти испуган, когда Фредди рассказал ему о своем намерении переселиться поближе к людям.
— Ты не должен переселяться туда! — воскликнул пораженный Филин.
— Если я все равно собираюсь переселяться, то почему бы не туда? — улыбнулся Фредди. — Кроме того, когда рабочие вернутся, здесь тоже станет довольно многолюдно.
Заговорив об этом, лис затронул вопрос, который вот уже некоторое время на давал Филину покоя. Потеряв Альфонса, Старый Лес перестал быть уникальным. Значит ли это, что люди с жужжалками и копалками непременно вернутся? «Да!» — не сомневался Фредди. «Не знаю…» — считал Филин. «Нет!» — таково было мнение Кувшинки.
Новая Предводительница Общества Сопричастных Попечителей, которой не было ни видно ни слышно, пока в лесу хозяйничали люди, в последнее время снова развила бурную деятельность. После того как Филин отказался председательствовать на общем лесном собрании, она тут же принялась возражать, и, когда вокруг собрались любопытствующие, он понял, что Кувшинка проводит свой митинг явочным порядком. Но Филин решил: пусть идет как идет. На сей раз у него было что сказать Сопричастным Попечителям и остальным.
— За освобождение от норок вы все должны поблагодарить Фредди, — заявил он. — Это была целиком его идея, и он сам осуществил ее, проявив при этом недюжинную отвагу. Боюсь только, что лис больше не живет в этом лесу, поэтому лично пожать ему лапу вы вряд ли сумеете. Фредди давно задумал переселиться в большой человеческий город. Некоторые птицы знают, о чем я говорю, — он расположен на расстоянии пяти долин от нашего леса. Могу лишь добавить, что мы желаем ему удачи!
В ответ на его слова раздались жиденькие аплодисменты. К этому времени многие лесные жители уже разобрались что к чему, однако, для того чтобы воспринять рыжего ренегата как героя, им требовалось значительное умственное усилие.
— Фредди действовал, руководствуясь исключительно своими собственными интересами, — безапелляционно заявила Кувшинка. — Он хотел отомстить охотникам. Что касается нас, Сопричастных Попечителей, то мы всегда действовали бескорыстно.
— Ты что, даже не хочешь признать, насколько лес ему обязан? — недоверчиво переспросил Филин, которому показалось, что он ослышался. В следующую секунду он очень разозлился из-за, того, как ловко эта уродина ухватилась за то, что действительно было для лиса главным.
— Обязан? Ему? — с еще большей надменностью проговорила Кувшинка. — Ничем мы ему не обязаны! Норки все равно собирались уходить, это был лишь вопрос времени. Ни одно живое существо не может вести себя так, как они, и не понять в конце концов ошибочности своего поведения. Да и люди в конечном итоге поступили бы так же.
— Почему ты так уверена? — спросил Филин, с трудом сдерживая бешенство.
— Потому что я точно знаю! — крикнула Кувшинка, в свою очередь начиная сердиться. — Случиться могло все, что угодно. Не понимаю, почему надо быть таким пессимистом, когда гораздо разумнее было бы проявить лучшие стороны своей натуры и смотреть в будущее с радостью и оптимизмом?
— Потому что ваш кроличий оптимизм — это полное гуано! — взорвался Филин. — Потому что ваш оптимизм — это просто набор громких фраз, слушать которые приятно, но за которыми не стоит ничего, кроме воздуха. Ты нарочно выпячиваешь долготерпение и «бескорыстие», чтобы потом можно было все, что произошло, поставить в заслугу Попечителям. Если люди не вернутся в лес — то благодаря вам. А если вернутся? Тогда ты просто отойдешь в сторонку. «По крайней мере мы старались!» — прохнычешь ты, прежде чем обвинить меня и таких, как я, в том, что мы навлекли на лес беду, когда не сложили крылья и не приняли вашу дурацкую точку зрения, которую ты называешь «оптимизмом».
К этому моменту Филин был уже совершенно вне себя, и главным образом потому, что попался в ловушку, позволив себе рассердиться. Кажется, Кувшинка тоже это поняла, и на ее морде расцвела самая глупая улыбка из всех, какую он когда-либо видел.
— Ты, Филин, слишком нетерпелив, — покровительственным тоном сказала она. — Как и все хищники, ты, наверное, никогда не поймешь, что дождаться чего-то может только тот, кто ждет.
— Нет, я не собираюсь ждать! — прошипел Филин злобно. — И вам не советую. Нам нужно выследить норок!
Жители леса упрямо смотрели в землю. Кувшинка как раз собиралась что-то сказать, когда на поляну, отдуваясь, вышел Борис.
— Ты, кажется, говорил, будто мы должны разыскать норок? — прокричал он. — Это неправильно, Филин! Ты ошибся, ошибся, ошибся! Давайте забудем о них как можно скорее! Хорошо, что избавились, — вот и все, что можно — и нужно! — сказать по этому поводу.
— Но ведь для тебя это хороший шанс отличиться, Бо! — возразил Филин, припоминая, как Барсук испугался и раздумал атаковать Плато. — Норки разбиты и деморализованы, и мы можем даже попытаться прикончить их сами. Или опять навести на них людей. Не знаю, как остальные, но я твердо решил преследовать норок до тех пор, пока их в землю не вгоню.
— Да ты просто одержимый! — сердито прокричал барсук. — «Держись от них подальше любой ценой!» — помнишь? Тебе не приходило в голову, что этот основной принцип, спасший столько жизней, относится не только к людям, но и к норкам? Вот в чем была твоя главная проблема, Филин. Ты никогда не умел «держаться подальше» от чего бы то ни было. И до сих пор не научился.
