Книга Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Приятно работать с полицией, потому что, когда приезжаешь взаведение и просишь поговорить с менеджером или владельцем, никто с тобой неспорит. Рамирес помахал нагрудной бляхой и попросил переговорить с владелицей,госпожой Итцпапалотль, она же Обсидиановая Бабочка.

Метрдотель, та же элегантная смуглянка, что в прошлый разпровожала нас с Эдуардом к столу, взяла визитную карточку Рамиреса, проводиланас к столику и ушла. Разница только в том, что на этот раз нам меню непринесли. Я набросила мятый пиджак, чтобы скрыть пистолеты и ножи, но полумракв клубе был очень кстати, потому что пиджак видал когда-то лучшие времена.

Рамирес наклонился ко мне и спросил:

- Как ты думаешь, она долго заставит нас ждать?

Забавно, что он не спросил, заставит ли она нас ждать.

- Не знаю, но какое-то время. Она - богиня, а ты только чтовелел ей явиться к тебе. Простое самолюбие не позволит ей торопиться.

Эдуард наклонился с другой стороны:

- Не меньше получаса.

Подошла официантка. Мы с Рамиресом заказали колу, Эдуард -воду. Свет на сцене потускнел, потом загорелся ярче. Готовилось представление.Сезар, наверное, уже выздоровел, но не до конца. Так что будет либо другойоборотень, либо другой спектакль.

На краю сцены было выставлено что-то вроде каменного гроба,и крышка была обращена в сторону публики. На этот раз наш столик стоял не такудобно. Я заметила профессора Даллас за ее обычным столиком. Кажется, она нетяготилась своим одиночеством.

На каменной крышке гроба был вырезан готовый к прыжку ягуарв ожерелье из человеческих черепов. На сцену взошел верховный жрец Пинотль. Егонаряд состоял только из чего-то вроде юбки, которая называлась макслатль, иноги у него были почти голые, как и живот. Поинтересоваться бы у Даллас, чтоэто за юбка. Лицо его было расчерчено черными и белыми полосами поперек глаз иноса. Длинные черные волосы, собранные в пряди, закручивались на концах. Наголове у него возвышалась белая корона, и я не сразу поняла, что она сделана изкостей. Белизна кости переливалась и сверкала под прожекторами сцены и излучаласвет при каждом движении головы жреца. Косточки пальцев расходились от венцавеерами, напоминавшими перья, которые я видела в прошлый раз. Золотые кольца вушах тоже заменили кости. Он совсем не был похож на себя прежнего, и все же,как только он ступил на сцену, я поняла, что это он. Никто больше не обладалтакой повелительной аурой.

Я наклонилась к Рамиресу:

- У тебя есть крест? Сейчас, на тебе?

- Да, а что?

- Его голос может ошеломить, если не иметь некоторой защиты.

- Но он же человек?

- Он ее человек-слуга.

Рамирес обернулся ко мне, и мы чуть не столкнулись носами.

- Кто?

Неужели он не знает, чем является для вампира человек-слуга?Но сейчас не время для лекций о противоестественных существах, да и уж точно неместо.

- Потом объясню.

Двое вышибал с ацтекской внешностью вышли на сцену и сняли сгроба крышку. Они отнесли ее в сторону, и судя по шарканью ног и надувшимсямышцам на руках, крышка была тяжелая. В гробу лежало тело, обернутое тканью. Яточно не знала, тело ли это, но контуры этого предмета походили на форму тела.

Пинотль заговорил:

- Кто из вас бывал у нас раньше, знают, что такое жертвабогам. Вы делили с нами эту славу, принимали сами подношения. Но лишь самыехрабрые, самые доблестные годятся в жертву. Не всем из вас суждено сделать своюжизнь пищей богов, но и вы можете сгодиться.

Он широким жестом сорвал с гроба покрывало, расправив его,как рыбацкую сеть. Блистающая ткань упала на сцену, и открылось содержимоегроба. Как круги от брошенного камня, по залу распространились вздохи, ахи,вскрики публики.

В гробу лежало высохшее и сморщенное тело. Оно будто былопохоронено в пустыне, мумифицированное естественным путем, без искусственныхконсервантов. Прожектор выхватил гроб из темноты и ярко его осветил. Каждаяморщинка виднелась на высохшей коже. До боли четко вырисовывались выпирающиекости.

Мы находились в третьем ряду и поневоле могли видеть вседетали. Что ж, на этот раз хоть никого не режут. Я точно не была настроенасегодня заглядывать в чью-либо грудную клетку. Потому я обернулась к публикепосмотреть, не идет ли она или не окружили ли нас ягуары-оборотни.

Потом я снова посмотрела на мумию: ее глаза были открыты. Явоззрилась на Эдуарда, и он ответил, не ожидая вопроса:

- Она только что открыла глаза. Ее никто не трогал.

Я внимательно рассматривала череп, обтянутый пергаментнойкожей. В глазах, полных чего-то сухого и коричневого, не было жизни. Медленноначал открываться рот, как на заржавевших петлях. И оттуда донесся звук -вздох, переходящий в крик. И он разнесся, отдаваясь эхом в зале, отражаясь отпотолка, стен, оглушая мои мозги.

- Это фокус? - спросил Рамирес.

Я только покачала головой. Это не был фокус. Бог ты мой, этоне был фокус! Я посмотрела на Эдуарда, и он тоже только покачал головой. Этогодействия он тоже раньше не видел.

Крик затих, и наступила такая тишина, что слышно было бы,как подскакивает брошенная на пол булавка. Наверное, все затаили дыхание,прислушиваясь. К чему - не знаю, но и я прислушалась. Наверное, я стараласьуслышать, как дышит мумия. Глазами я впилась в скелетообразную грудь, но она неподнималась, не опускалась. Не двигалась. Я произнесла про себяблагодарственную молитву.

- Вот этот отдал свою энергию на пропитание нашей темнойбогини, но она милостива. Что было взято, будет возвращено. Это -Микапетлакалли, ящик смерти. Я - Некстепейо. В легенде я был мужемМикапетлакалли, и я до сих пор женат на смерти. Смерть струится в моих жилах.Кровь моя пахнет смертью. И только кровь того, кто освящен смертью, освободитвот этого от пытки.