нет, то кто он ей теперь? Досадное воспоминание прошлого?
Ему на миг стало неловко за свой панковский прикид, за дыру на колене. От этой мысли повеяло предательством самого себя, и стало вдвойне отвратительно.
«Пройду мимо», – сказал он себе, но ноги будто запутались, категорически не желая куда-то идти. Совершив два неловких шага, он зацепился за выбоину в асфальте. Женщины повернулись.
– Привет! – прохрипел Том, не узнав своего голоса. Его немного пошатнуло.
– Ой, привет! Мам, ты смотри, какие люди! Это же Егор! Егор, это ты?
– Это я, – сказал Том, глядя на Светку. – Я там на гитаре играл, и тебя увидел.
– Да? Я бы тебя ни за что не узнала, – сказала Светка.
– Да, тебя с такими волосами вообще не узнать, – подтвердила мама.
Том улыбнулся чужим лицом.
– А мама твоя с тобой?
– Нет, я один. В смысле – без нее… С другом.
– Ну да, конечно, конечно. Хиппуешь, или как там это все у вас называется? – Усмехнулась мама, оглядев Тома с ног до головы. – И наверное голодный?
– Нет, спасибо. Я поужинал, – сказал Том. – Здесь рядом отличное кафе. Танцы. Окорочка.
– Ну рассказывай, как у вас дела? Если хочешь, можем где-то посидеть!
– Давайте лучше погуляем. Если вы не спешите.
– Давай, конечно! – И они медленно пошли втроем вдоль набережной.
Том молча шел между ними, и вдруг услышал ее запах, – такой знакомый, уже полузабытый. Этот запах отключал мозг, кружил голову, опьянял сильнее вина.
– Как мама? – спросила мама.
– Все в порядке.
– Сейчас на даче, наверное?
– Ага.
– Урожай уже собрали?
– Яблоки еще остались.
– А ты давно здесь?
– Не очень.
Том пытался что-то рассказать, чувствуя неловкость таких коротких ответов, но все слова почему-то выскочили из его головы. Он вдруг осязал, как далек от этих цивилизованных людей в их чистой одежде, от их жизни, их распорядка, от их мира. Он не знал, что им сказать на его языке.
Так, не спеша, они дошли до речки в конце набережной, повернули назад.
– Свет, я, наверное, в санаторий пойду, – наконец сказала мама. – Там сейчас концерт начинается, самодеятельность какая-то. Может, Егор тоже хочет послушать?
– Мам, ты иди, а мы погуляем, – ответила дочь.
– Только недолго, чтобы я не волновалась, а то завтра с утра домой, а у нас еще вещи не собраны.
– Хорошо, мам.
Они шли вдвоем молча.
– Завтра уезжаете? – наконец спросил он.
– Да, домой, в Москву. Мы тут уже три недели сидим. Скучно.
– Жаль, что так рано. Я бы тебе не дал скучать, – засмеялся Том и почувствовал, как потекла к сердцу жаркая кровь. Он был так благодарен чудесному случаю, который вновь свел их, и страшно боялся, что она снова исчезнет, и он больше ее никогда не увидит. Ведь такие случайности не повторяются.
– Я скучал по тебе. По той, нашей яблоне, – сказал он.
– Правда? Я не знала. Как твои друзья?
– Я с ними уже не общаюсь.
– Поссорился?
– Нет. Просто вырос, разошлись интересы. Знаешь, в песочнице – одни друзья, а в первом классе уже другие. Чем старше, тем все дальше они живут и все реже встречаются в жизни.
– Знакомо.
– Так вы в Москву уехали?
Ему было жалко, что время уходит, а он не слышит ее голос.
– В Подмосковье. Когда папа умер, маму стали запугивать. Мы тогда продали все, что могли, и к бабушке уехали. Я у нее все детство провела. Я люблю Москву.
– Значит, завтра уезжаете? – казал он ровно, невозмутимо.
– Ага. Ты не обижайся. Мы немножко погуляем, и я пойду.
– Да, конечно.
– Расскажи, как у вас?
– Все по-старому. Живу на даче, купаюсь, – ответил он.
– А мы сегодня в Судаке плавали. Там такая крепость генуэзская, прям настоящее Средневековье. Камни такие большие, древние. У них там невольничий рынок был, представляешь? Там фестиваль был. Рыцари в железных доспехах, на конях, а девушки в таких высоких головных уборах. Платья пышные, корабли на голове. Все так натурально…
– Здорово, – сказал Том.
– Я вижу, что тебе не интересно.
– Расскажи лучше о себе.
– А что рассказывать? – она пожала плечами.
– Ну, не знаю. Какую музыку ты слушаешь? – ему вдруг захотелось, чтобы набережная, по которой они медленно шли к Карадагу, заканчивалась где-то там, за горами. Там, откуда Грин ходил к Волошину.
– «Воскресение», «Аквариум». «Адо» слышал? Очень нравится.
– Хиппуешь? – Том повторил слово так, как его выговорила ее мама.
Она пожала плечами.
– Честно говоря, я, наверное, меломан. Я классику люблю. Чайковского, Шостаковича, например. Иногда мне что-то нравится из тяжелой музыки, а что-то не нравится из БГ.
– А в Москве гопников много?
– Есть, но меньше, чем у вас. – Она сказала это «вас» так естественно, будто оборвала какую-то важную нить с его прошлым. – Вообще, Москва удивительный город. Славик говорит, что в Москве можно, например, всю жизнь прожить, и ни разу не получить по морде.
– Славик?
– Мой парень.
«Конечно, на что я надеялся? Такая девушка без парня не останется». – Том вздохнул.
– Серьезный человек, наверное.
– На Маяковке дворником работает.
– Твой парень – дворник? Не ожидал.
– Ты не врубаешься. В Москве сейчас модно быть дворником. Или кочегаром. Вроде бы как ближе к простому народу, и в то же время не смену у станка. Есть какая-то свобода. Ну так вот. Сидит он во дворе как-то вечером, с напарником. А тут в арку входит целая банда, человек десять. Подошли к ним, пальцами похрустывают.
– Вы кто будете, пацаны?
А Славик и говорит:
– Мы дворники! Мы за всем этим городом следим, срань человеческую каждый день убираем. Мы против грязи и боремся за чистоту нашего города, самого прекрасного города на земле. Нас на Москве – десятки тысяч. Может даже – миллион! А поскольку дерьма в жизни много, то наши пацаны в каждом дворе за чистоту стоят.
Тут один и говорит:
– Слышь, ну вот скажи мне: а если урны нет, куда бычок кидать?
– Если урны нет, то на асфальт, конечно. Но не забудь сказать: «Да простят меня дворники!»
Так они за руку по очереди попрощались, а вдобавок сказали, что дворников всегда уважали, и что если кто обидит, чтобы сразу им сказать.
– Смешные у вас гопники. Интеллигентные, – усмехнулся Том. – Поговорить любят, послушать. За добро чувствуют. А у нас вначале бьют, а потом спрашивают, откуда… А можно, я тебя за руку возьму?
– Возьми. А где ты живешь?
– А во-он там, в лесочке, – Том кивнул в сторону Зеленки.
– В палатке? Романтика!
– Ага. Только палатки нет. Шторой накрылся, и будь здоров.
– Даешь! – она засмеялась своим неповторимым хрустальным смехом.
