от нее побольше. Смотреть страшно.
– Сплошь и рядом. – Том кивнул головой.
Вино быстро кончилось.
– А пойдемте за ништяками, – сказала Агни. – Я тут одно местечко присмотрела.
Они подошли к небольшому крытому павильону, где стояли высокие круглые столики. Том не видел таких с детства. Он вспомнил, как когда-то с отцом они шли из садика, потом встретили знакомых и остановились у такого столика. Ну как – остановились? Где-то высоко над головой, почти на втором этаже, папка пил с друзьями пиво, а он стоял внизу, один на один со столбиком и железной сеткой для вешанья сумок. Над головой под звон бокалов звучали крепкие мужские голоса, а под столом было пусто, тоскливо и совсем одиноко. Он терпеливо ждал, переступая с ноги на ногу, и дергал отца за штанину.
– Стив, ты с инструментами посиди. А ты со мной, – Агни заговорщицки махнула Тому рукой, подняла полы тяжелой юбки и легко перескочила через невысокий беленький заборчик. Том полез следом. Они оказались у крайнего стола.
Половину кафе занимал танцпол. Пары, побросав на столах свою еду, неспешно крутились в танце. Было видно, что люди тут собрались небогатые.
– Хватай на том! – Агни ткнула пальцем на соседний стол.
Том подскочил к столу и схватил две пластмассовые тарелки с едой. Они были полны жареных окорочков, политых соусом и присыпанных тонко нарезанными солеными огурцами. От запаха жареного мяса закружилась голова.
Через секунду они были уже на набережной. Быстро пройдя метров сто, спустились в темень пляжа и уселись возле самых волн.
– Ну, налетай, – сказала Агни. – Что у нас тут?
Ее тарелки были с шашлыком.
– Мы что, жратву у людей украли? – спросил Том.
– А ты что, типа только въехал? – спросила Агни. – Чистоплюй? Переживаешь?
Том пожал плечами.
Он уже давно не переживал, сам удивляясь, насколько изменился за этот месяц. Он уже не чувствовал угрызений, более того: эти вылазки за пропитанием уже казались ему проявлением доблести и отваги, подобно тому как хищный зверь не жалеет пойманную им добычу.
– Отвлеклись, – сами виноваты, – успокоила Агни. – Следить за своей жратвой надо.
– Смотри, кто идет! – вскрикнул Стив, оторвавшись от еды.
Том глянул туда, куда показывал музыкант, и увидел высокую фигуру в обмотанных черным платком шортах и черной футболке. Угловатый, худой человек, напоминающий сложившего крылья грифа, шел в сторону Пятака, низко свесив голову. В пряди его длинных волос были вплетены бисерные тесемки, которые весело болтались в такт его шагам.
– Кто это? – спросил Том.
– Не знаешь? Это ж Олди! Из Комитета Охраны Тепла, – сказала Агни, разочарованно взмахнув рукой. – Видно, опять выступать приехал. Карму лечить. С ним тут в последнее время почти никто не здоровается.
– Почему? – Том даже жевать перестал, во все глаза глядя на легендарного музыканта.
– Было дело, – подхватил Стив. – В прошлом году он устроил здесь концерт, афиши развесил. Народ пришел, а Олди нет. Зато гопники тут как тут. Отфигачили всех в мясо. Он, может, и не виноват, но все же стоило потом прийти, как-то перед своими объясниться. А он просто свалил.
– А потом на всех заборах писали «Комитет охраны бабла», – подхватила Агни.
Спокойный тон, с которым его новые знакомые говорили о звезде отечественного регги, внушали уважение.
– А Летов здесь не бывает?
– Я не видел, – ответил Стив. – Я с ним к Киеве пересекался. Смешная история вышла. Был там проездом, а переночевать негде. Как водится, пошел на Рулетку. Это площадь такая в центре, ее еще Майдан называют. Там, в трубе, с ребятами познакомился. Они вписали меня на ночь, где-то на окраине. Народу на флэту – тьма. Спали на полу, вповалку, тесно было. А тут еще сосед всю ночь брыкался. Наутро я говорю: «А кто тут меня ночью лягал?» А мне: «А, Летов? Так он уже на концерт уехал». Так я их чуть не поубивал за то, что не разбудили. А потом ехал домой и думал: а может, оно и к лучшему. А вдруг он с бодуна был, или, там, не в настроении? И послал бы меня подальше. Вот это бы на всю жизнь обидело. Зато теперь любому могу сказать: я с Летовым целую ночь общался. Ведь не в нем же дело, в конце концов. Не в его теле, а в творчестве. Ведь именно он помог мне оформить мою ненависть к тому, что мне дорого…
– А вы тут каждый год? – спросил Том.
– А куда еще ехать? Коктебель – это все. Дальше – только море.
– Слушайте, я тут чела одного искал, барабанщика из Партенита. Индейцем кличут. Может, знаете?
Стив пожал плечами.
– Может, Матрос знает? – сказала Агни.
– Матрос всех знает, – подтвердил Стив. – Завтра подходи часам к шести к «Винту».
– Это где?
Агни усмехнулась.
– Кафе «Под винтом». Он там зависает, всегда в курсе, что, где и когда.
«Сколько раз я это слышал», – подумал Том, выбрасывая кусок недоеденного предыдущим хозяином мяса.
– Ты чего едой бросаешься? Ты брезгливый?
– Нельзя все есть. Пусть собакам достанется. А то карму подпорчу, – усмехнулся Том.
– А, ну тогда, конечно. – Агни уважительно кивнула головой.
– Ладно, спасибо, ребята, пойду я.
– Тарелку оставь.
Том поставил тарелку на гальку и пошел прочь. «Странно, – думал он, – еще совсем недавно я не хотел есть за доллары Монгола. А теперь готов у людей вырвать кусок мяса почти изо рта. Что с людьми голод делает».
Он попытался отвлечься от этих мыслей и сосредоточился на Олди.
«Интересно, куда он пошел? Может, хоть с ним пообщаюсь».
Прямо здесь, где-то рядом обитал целый Олди, – настоящий, живой! Конечно, ему только что надули в уши про его прошлогодние грешки, но ведь это был первый музыкант, с которым он столкнулся в жизни, если не считать той певички на пляже, а ее можно не считать. Нет, он, конечно, видел на концерте в Киеве смурного Бутусова, маленького Сукачева и даже кривляку-Мамонова, но то ж было на сцене! А здесь можно и поговорить, и услышать какие-то слова, которые наверняка запомнятся на всю жизнь! Ведь такой человек, как Олди, обязательно скажет что-то такое, что…
Он ускорил шаг, и вдруг… Чуть не налетел на нее.
Светка стояла с мамой у парапета. Они смотрели на потемневшее вечернее море, ели мороженое и смеялись.
Она все же изменилась. Простившись с остатками подростковой неуклюжести, стала выше, стройнее, женственней. Ему вдруг стало страшно. Он стоял, как вкопанный, смотрел на нее сзади, не решаясь подойти. Что их, в сущности, связывало? Шапочное знакомство родителей? Мимолетная подростковая глупость? Она наверняка забыла о нем. А если
