приказал он. – Мы отправляемся на берег.
Свита Уальпы застыла в неподвижности, разбившись на две группы по обе стороны от императора. Ни намека на воинский строй, они даже стояли неровно. Уальпа определенно был главным среди них, но ранг или звание любого другого из его свиты было невозможно определить. Собрались ли перед нами самые могущественные маньякастеры Уальпы? Было очень похоже на то. Каждый воин или воительница в свите небрежно опирались на нечто вроде копья. Что это, дань местной моде? Символы власти? Зачем дюжине маньякастеров оружие?
Толстяк, весь в ярких красных и золотых перьях, в причудливой маске, которая могла быть изображением птицы (сделанной сумасшедшим), вышел вперед и поклонился капитану Биссаро.
Голос толстяка был низким и удивительно мягким:
– Приветствую вас от имени императора Уальпы, Сына Солнца, Владыки всего Тавантинсуйу, любимца всех богов, Защитника всех людей и перворожденного сына Уайны Капака.
Король Фюример мог сделать так, чтобы мы с Биссаро понимали язык дикарей, но все эти цветистые перечисления нам все равно ничего не говорили. Я неожиданно понял, что Уальпа и его свита ждут, когда Биссаро заговорит в ответ или будет им представлен. Но почему толстяк представил Уальпу? Почему они проявляли к нам хоть какое-то уважение? Почему Уальпа молчал? Если бы Император был таким могущественным социокастером, как я опасался, он мог бы выиграть это противостояние несколькими удачно подобранными словами. Я наблюдал, как Уальпа и его свита переминаются с ноги на ногу. Чего-то ждут. Что-то тут не сходилось.
– Мы ваши новые боги, – спокойно произнес капитан Биссаро. – Вы признаете нас и будете нам служить.
Он остановился, глянул на собравшихся дикарей. Биссаро социокастером не был, но, как капитан, знал, насколько эффективным может быть простое запугивание.
– Твои старые боги мертвы. Повержены.
Теперь Уальпа шагнул вперед. Опасный ум и зловещая страсть (я ее уже видел раньше) сверкали в его глазах.
– Итак, ты возглавляешь эту дурно пахнущую толпу? – Уальпа пренебрежительным жестом указал на нас. – Ты убил Катекиль? – Верховный король внимательно наблюдал за Биссаро. – Скажи мне, как он выглядел?
Это была опасная почва. Биссаро нужно действовать осторожно.
– Ваши боги мертвы, все до единого. Я не говорил, что лично убил каждого из них.
– Я думаю, что вы не боги. По-моему, вы – люди, – Император покосился на свою свиту. – Ты точно пахнешь, как человек, – свита послушно рассмеялась. – Вы неотесанны и грязны, как люди. Вы ходите и оставляете следы на песке, как люди. Вы лжете, как люди.
– И мы – боги. Разгневай меня себе на погибель, – сказал капитан.
Уальпа улыбнулся:
– Любой недоумок может бросить юную девушку в костер, чтобы она сошла с ума от боли. Вы считаете меня дураком. Вы считаете себя выше других. Вы просто сумасшедшие.
Верховный Король оценивающе посмотрел на Биссаро темными глазами из-под тяжелых век.
– Убейте его.
Два копья вылетели из свиты Уальпы и пробили грудь и живот Биссаро. Сила ударов заставила его попятиться на несколько шагов. Надо отдать им должное, воины Уальпы действовали быстро и точно. Я даже не успел заметить, кто из них метнул копья. Капитан Биссаро с минуту стоял, глядя на древки, торчащие из его груди. Его колени дрожали, и я подумал, что он сейчас упадет. Они убили капитана? Я не знал, что и чувствовать. Ревность? Облегчение? Гнев?
– Ваш командир умирает, – надменно заявил объявил Уальпа. – Кто следующий? С кем из вас мне говорить теперь?
Биссаро поднял голову и встретился взглядом с Уальпой. Стряхнул с себя испачканный капитанский сюртук, и тот тяжело повис на копьях, торчащих из его спины. Расстегнул рубаху и разорвал ее в том месте, где ее зацепили копья. Рубашка, когда-то дорогая, превратилась в заплесневелые лохмотья и снялась легко. Капитан стоял, обнаженный по пояс. Из-за нервотрепки последних нескольких дней гниль стала распространяться быстрее.
– Гехирн, вытащи их из меня, будь добр.
Я ухватился за торчащие из спины копья и вытащил их из Биссаро. На древках остались разлагающиеся внутренности и целые куски гнилого мяса. Сдавленный рвотный звук вырвался у меня сквозь стиснутые зубы, и я наблевал на песок. Я скрывал от самого себя, как далеко зашел капитан в своем котардизме.
Я никак не мог взять в толк, почему Уальпа просто не перехватил власть над командой у Биссаро, одурманив их умы своей непреодолимой верой в себя? Язык у Верховного Короля, как выяснилось, был достаточно хорошо подвешен. Бойкий и обаятельный, он демонстрировал все присущие социокастерам черты.
И тут я вспомнил. Я подался вперед и прошептал капитану на ухо:
– Уальпа назвал нас сумасшедшими.
Там, где вера определяет реальность, безумие – это сила. Капитан Биссаро сразу же понял, о чем я.
Капитан тихо произнес, обращаясь к Уальпе:
– Я бог смерти. Это, – он указал на меня рукой, – бог огня.
Мое сердце загрохотало от радости, как корабельный колокол.
– Сожги их всех. Императора оставь.
Месяц за месяцем, и контроль капитана Биссаро над командой спадал, как куски мертвой кожи с его тела. Умы, ослабленные долгим, полуголодным плаванием, дрогнули и сломались. Осознание того, что туземцы практически беззащитны перед лицом безудержного заблуждения, только подливало масла в огонь. Те, кто лелеял мелкие заблуждения в тени таких людей, как я и капитан, научились принимать свои недостатки. Когда-то вполне здравомыслящие люди внезапно превращались в социопатов, фобиков, клептокастеров, одержимых своими видениями, соматопарафреникастеров, дисморфиков и интерметаморфозистов. Когда здравый рассудок оказывается единственным, что стоит между человеком и богатством и славой, которых он жаждет, этот забор становится очень тонким и хрупким.
Я боролся за сохранение хоть какого-то подобия порядка, которого король Фюример ожидал от своих посланников. Я превращал в пепел людей, с которыми когда-то делил трапезу. Но принятие своих заблуждений усиливает их. Каждый человек, которого я сжигал, ослаблял мою собственную и без того слабую связь с реальностью. То, что я это осознавал, меня не защищало. Команда, привыкшая бояться пирокастера, теперь еще и ненавидела меня. Мой повелитель удалил меня прочь от себя, а теперь я стал изгоем среди экипажа и все глубже погружался в депрессию.
Каждую ночь я потихоньку сжигал себя, обугливая клочки собственной плоти во время приступов самобичевания – в такие моменты мне хватало смелости на это. Но наказание – кого бы вы ни наказывали – никогда не приносит длительного облегчения, и после этого вы лишь ненавидите себя еще больше.
Ничего другого я и не заслуживал.
Капитан Биссаро толковал приказы короля Фюримера все шире, и в конце концов мне придется действовать, придется предать своего единственного друга.
