одежду. Если бы кто-то предложил мне клок его волос, я бы оплакивала и это.
Эта кровь была не просто оружием. Это была частичка того, кто когда-то был любим. Это была разменная монета, бесценная для того существа, которое, как я знала, будет дорожить ею превыше всего.
Когда Саймон, фыркнув, поднялся на колени, я подняла глаза к небу. За крылатыми телами над головой неестественно кружились грозовые тучи, похожие на рыб, кружащих в пруду, между которыми плясали обрывки взвешенных молний.
Я видела такое небо только однажды. Когда мы были в центре внимания богов.
Я подняла флакон над головой, предлагая его небесам.
— Мать Алчной Тьмы, — закричала я. — Я взываю к тебе, Богиня Ночи, Крови, Тени. Я предлагаю тебе кровь твоего мужа, Аларуса. Услышь меня, моя богиня, Ниаксия.
Глава
74
Орайя
В течение нескольких долгих, ужасных секунд ничего не происходило.
Бой продолжался. Саймон продолжал медленно опускаться на колени. Райн продолжал умирать.
На глаза навернулись слезы.
Нет. Это должно было сработать. Должно.
Моя рука дрожала, когда я подняла флакон к небу, подняла его так высоко, как только могла, мои глаза не моргая смотрели в божественную ночь над головой.
Пожалуйста, — беззвучно умоляла я. Пожалуйста, Ниаксия. Я знаю, что никогда не была твоим ребенком. Никогда. Но я умоляю тебя услышать меня.
И тут, словно услышав мою безмолвную молитву, появилась она.
Время словно замедлилось, фигуры над головой двигались как в замедленном действии. Ветер трепал мои волосы, и пряди висели в воздухе. По коже пробежали мурашки, как в момент, предшествующий удару молнии.
Как и в прошлый раз, я почувствовала ее раньше, чем увидела. Потрясающее чувство непередаваемого восхищения и одновременно ощущение крошечности.
— Что, — произнес низкий мелодичный голос, смертоносный, как выхваченный клинок, — здесь происходит?
В этот момент я поняла, что есть только одна вещь, более страшная, чем присутствие бога.
И это была ярость одного из них.
Я медленно опустила глаза.
Передо мной парила Ниаксия.
Она была так же прекрасна и так же ужасна, какой я ее запомнила. Ее красота была такой, что перед ней хотелось пасть ниц. Ее волосы развевались в чернильно-черной ночи. Ее босые ноги парили, изящно расставленные, прямо над землей. Ее тело с серебристым отблеском, сверкало и переливалось, как лунный свет во тьме. Глаза, в которых отражались все оттенки ночного неба, были темными и бурными от неимоверной ярости.
Сам мир почувствовал эту ярость. Поддался ей. Словно воздух отчаянно желал угодить ей, звезды двигались, чтобы успокоить ее, луна готова была склониться перед ней.
Возможно, сражения прекратились, когда появилась Ниаксия, и солдаты со всех сторон были потрясены тем, что они видели. А может быть, так только показалось, потому что с ее появлением все остальное перестало существовать.
Ее плечи поднимались и опускались от тяжелого дыхания. Ее окровавленные губы исказились в гримасе.
— Что, — прорычала она, — это за зверство?
Она выплюнула это слово, и вместе с ним землю сотрясла вспышка силы. Я вздрогнула, и мое тело прижалось к телу Райна, когда из руин посыпались камни и песок. Вокруг нее закружились клубы грозовой тени, просачиваясь в воздух зловещим мраком трагедии.
Саймону удалось подняться на колени. Он повернулся к ней, склонился, и кровь хлынула у него изо рта.
— Моя Богиня…
Я даже не заметила, как Ниаксия пошевелилась. В одно мгновение она была передо мной, а в следующее — уже рядом с Саймоном, одной рукой поднимая его на ноги, а другой вырывая кулон из его груди.
Это было так неожиданно, так жестоко, что я чуть слышно вздохнула, и мое тело плотнее прижалось к телу Райна.
Ниаксия позволила обмякшему и истекающему кровью трупу Саймона упасть на землю, не удостоив его даже взглядом.
Вместо этого она взяла в руки кривое творение из стали и зубов и уставилась на него.
Ее лицо было пустым. Но небо темнело, воздух становился все холоднее. Меня трясло — то ли от дрожи, то ли от страха, а может, и от того, и от другого, я не была уверена. Я все еще склонялась над Райном и не могла заставить себя остановиться, хотя знала, что это бессмысленно.
Я не могла защитить его от гнева богини.
Ее кончиками пальцев она прошла по подвеске — по сломанным зубам, припаянным к ней.
— Кто это сделал?
Я не ожидала этого. Что она прозвучит так… разбито.
— Любовь моя, — прошептала она. — Посмотри, во что ты превратился.
Боль в ее голосе была такой неприкрытой. Такой знакомой.
Нет, горе никогда не покидало нас. Даже богов. Прошло две тысячи лет, а Ниаксия все так же нежна.
Затем, жутко внезапно, она подняла голову.
Ее взгляд упал на меня.
В моей голове не осталось ни одной мысли. Вся сила внимания Ниаксии была разрушительной.
Кулон в ее руках исчез, и вдруг она оказалась передо мной.
— Как это случилось? — рычала она. — Мои собственные дети, использующие части тела трупа моего мужа в своих жалких целях? Какое невероятное неуважение!
Говори, Орайя, — напомнил мне голос. Объясни. Скажи что-нибудь.
Мне пришлось произносить слова с усилием.
— Я согласна с тобой, — сказала я. — Я возвращаю то, что принадлежит тебе по праву. Кровь твоего мужа, моя Матерь.
Я разжала пальцы, протягивая ей флакон в дрожащей ладони.
Ее лицо смягчилось. Проблеск горя. Проблеск печали.
Она потянулась к нему, но я убрала его — глупое движение, я поняла это сразу после того, как сделала это, когда ее печаль сменилась гневом.
— Я прошу о сделке, — быстро сказала я. — Одна услуга, и кровь твоя.
Ее лицо потемнело.
— Она уже моя.
Это было справедливое замечание. Я играла с тем, что мне не принадлежало, чтобы торговать им, используя рычаги, которые были смехотворны по отношению к богине. Мне было так страшно. Я была благодарна, что стояла на коленях, потому что в противном случае, я была уверена, что мои колени подкосились бы.
Я держалась за ощущение затихающего биения сердца Райна под моей ладонью и за собственное нарастающее отчаяние.
— Я взываю к твоему сердцу, моя Матерь, — задыхалась я. — Как влюбленная, познавшая горе. Прошу тебя. Ты права, кровь твоего мужа — твоя. Я знаю, что не могу и не хочу скрывать это от тебя. Но я прошу тебя об одном одолжении.
Я сглотнула, и мои следующие слова тяжело ложились на язык. Если бы я не была такой рассеянной, возможно, это было бы забавно. Всю свою жизнь я мечтала попросить у Ниаксии именно этот
