кучками на еловые лапы, размеренно тлели, потрескивая, и неровными мазками струился чёрный дымок. На разбухших от болотной воды пнях жались друг к дружке свечи потолще, окаймлённые крупными каплями стаявшего воска. Рядом сами собой зажглись лампадки, источая усыпляющий аромат хвойной смолы и масел.
По земле стелилась тонкая, едва различимая дымка. В ней светились зелёным светом грибы, очерчивая шляпками круг, внутри которого возвышался покосившийся набок, словно срубленный и занесённый сюда из какого-то совершенно иного места, трон, так же чуждо смотрелись и отполированные мраморные плиты, поднимающиеся кое-где из-под гнилой листвы.
Репрев посмотрел под ноги: земля задрожала, сначала мелко, а затем заходила ходуном, и, чтобы не упасть, полуартифексу пришлось держаться за слугу; земля выплёвывала из своих недр, причмокивая, кости, белёсые и изжелта-серые, большие и маленькие, она плевалась ими с великим облегчением, словно отхаркиваясь. Кости, стуча, бряцая, щёлкая, собирались в скелеты, обтянутые лоскутами обвисающей, полуразложившейся кожи с редкими клочками шерсти. Скелеты полумесяцем обступали трон, и в их пустых, отполированных склизкими боками червей глазницах горели фосфором огоньки. Но Репрева испугали не сами мертвецы, а то, кем они были, – тигры! Но среди тигров теснились и кинокефалы, и феликефалы, и существа, о происхождении которых хотелось тотчас же забыть.
Полуартифекс сел на трон, и Самаэль, встав перед царём на одно колено, вручил ему корону. Вонзив копьё в землю, Репрев обнял корону ладонями за бока. При свечах её обруч из горного хрусталя мерцал гранями, одаряя всех лучами света, и россыпью алмазов, где каждый без исключения алмаз зажигался в обрамлении своей звёздочки из чистого золота. Несчётные зубцы на обруче – все разной длины, шипастые и заострённые, цепляясь за саму ткань ночи, рвали её на части, а вкрапления обсидиана, мерещилось, безудержно посасывали эту тьму, пытаясь заглотить.
– Вы должны сами, сами надеть на себя корону, – учтиво шептал Самаэль, стоя на одном колене и не поднимая приклонённой морды.
Желая поскорее со всем покончить, Репрев усадил корону вровень между своими шакальими ушами и, приподняв подбородок, осмотрел всех неведомых существ с высоты престола, а подняв глаза выше, увидел, как толстые, как у титанобоа, змеиные кольца обвивают кроны деревьев.
Какие-то низенькие кинокефаловечки, напоминающие марионеток, с пастями из двух тёсаных брусков и с выпуклыми деревянными глазками без зрачков и радужки, под цвет их жёлтых деревянных телец, встали перед царём на свои стоеросовые колени, преподнося ему на алой подушке голубой шар из драгоценного металла, утопающий в ней под своей тяжестью.
– В правую руку, ваше величество! – подсказал Самаэль.
Крошечное существо, будто сплетённое из одних только корней деревьев, с белыми, без зрачков, глазёнками – точно огоньки вдали, и с длинной, до самых его скрюченных колен, седой бородой, замаранной илом и пучками мха, поднесло в своих ломаных пальцах серебряную чашу. В серебряной чаше варилась, пузырясь, какая-то густая янтарная жидкость и валил пар. Дракон опустил в кипящее варево пальцы, затем помазал обжигающим жёлтым маслом вокруг глаз полуартифекса. Полуартифекс пошатнулся, согнувшись, но успел опереться о подлокотник трона. Самаэль подхватил его под руку. Всё вокруг расплылось, сгустилось в слезе, а затем вспыхнуло невыносимо ярким светом, сузилось в узкую щёлочку и вновь стало чётким и ясным. Репрев стал видеть лучше прежнего и, наверное, видел немного больше, чем раньше: теперь он смотрел в суть вещей, в их глубину, его взор блуждал повсюду и проникал во всё, всех и вся.
Полуартифекс, сидя на троне, посмотрел налево: там скорбная чёрная лента реки тянулась, извиваясь, вдаль, а на другом берегу у широких костров танцевали и веселились чернильные силуэты кинокефалов.
– Идите за мной. Мы почти закончили, – сказал Самаэль.
Полуартифекс взял копьё, и его повели к реке через высокую, по колено, траву. В ней, стрекоча крылышками, барахтались крошечные создания, похожие на щенков. Репрев старался ступать осторожно, чтобы случайно не наступить на них, а крылатые щенята лишь ловко кружились вокруг его ног, хихикая тоненькими, низенькими голосками. Чернильные силуэты на том берегу закончили водить хороводы, выстроились в ряд у воды и безмолвно уставились на полуартифекса и его свиту.
Репрев подошёл к кромке ручья, и ему в спину ударила вибрация драконьего пения, к которому присоединились и остальные голоса. В голове раздался голос Самаэля:
– Вступите в воду. Дайте реке поглотить вас. Интронизация близится к своему концу.
Полуартифекс медленно вошёл в холодное течение. Длинные мёртвые пальцы обвивали его колени, и в полутьме, в чёрных водах реки крутились зелёные лица кинокефалов, а из пены вздымались сомьи хвосты. Репрев брёл покорно и бесстрастно, заходя всё дальше и дальше в реку.
«Что же я делаю… – злился он на себя. – На веки вечные запереть себя в Коридоре. А что Агния? Согласится ли она? Умбра-то против не будет, он пойдёт за мной в огонь и в воду. Но желаю ли я ему огня и воды… А я… я всегда мечтал служить в отряде. Но теперь я и этого не хочу. После того, что я видел… Мне всё больше начинает казаться, что моё предназначение в другом. И Астра с Алатаром – они будут свободны, а я, как зверь, в клетке, неразумный зверь. Видимо, чтобы остаток своей жизни винить себя. Нет, так быть не должно!»
– Самаэль, – стыдливым голосом обратился к дракону Репрев. – Я ещё могу отказаться? Ты был прав, не моё это…
– Вы можете отказаться, пока река не забрала вас, – спокойно, не возмущаясь, ответил Самаэль. – Но тогда вы должны дать что-то взамен Зелёному коридору, своеобразную маленькую жертву.
– Да берите, что хотите, – совсем не по-царски утёр рукавом нос Репрев, почувствовав себя крайне неловко. – И… простите меня за недоразумение, а ещё за то, что я испортил всё веселье. Вот те ребятки, на том берегу, больно красиво танцевали, – и с того берега ему бурно помахали силуэты.
– Недоразумение? – удивлённо произнёс Самаэль. – Какое же это недоразумение, если мне было заранее известно, что вашей интронизации не суждено случиться?
– Так ты всё знал!
– Ну конечно. Но мой полуартифекс упрям, своенравен и вряд ли прислушался бы к советам своего слуги. А свою маленькую жертву Зелёному коридору вы уже принесли когда-то.
– Да, и какую же? – всё больше терялся Репрев.
– Ваша лапа.
– Ну, это было давно…
– В подобных вопросах, – на морде дракона показалась сытая улыбка, – время не играет существенной роли.
И тогда Самаэль сорвал с полуартифекса хрустальную корону и бросил её в реку. Хрусталь зашипел, испаряясь, и остался золотой лужей на воде; потом дракон вырвал из одной руки полуартифекса державу, поставил её на
