он, не оглядываясь.
Ни у лифта, ни внутри кабины охранников не было.
«Божественная беспечность», — мелькнуло в голове Громова.
Хартман, беззаботно мурлыча «Варяга», вошёл первым. Встал, прижавшись спиной к зеркальной стене.
Василий Васильевич вошёл за ним, Громов последним.
Едва стукнули, сомкнувшись, створки дверей и пол надавил в ступни, Василий Васильевич качнулся вперёд, выбросил руку и выхватил из-под мышки Хартмана пистолет.
Хартман даже не вздрогнул, когда ствол оперся ему в живот.
Щёлкнул предохранитель.
— Стреляй, — прошептал Хартман, спокойно глядя в глаза Василию Васильевичу.
В зеркало Громову было видно, как от ненависти судорога корёжит лицо бывшего мента.
— Ещё успею, — прошипел Василий Васильевич.
— Зря. Шанс я тебя дал. Извини.
Хартман неуловимым движением перехватил руку, сжимавшую пистолет. Указательный палец заклинил курок.
Ребром правой ударил в сгиб локтя, кисть Василия Васильевича сама собой взлетела вверх. Ствол оперся в горло. Хартман вывернул ему кисть, зафиксировав в нужном положении. И убрал указательный палец с курка.
— Стреляй. — В темных глазах Хартмана вспыхнул огонь.
Василий Васильевич глухо застонал от боли. Скрюченный палец отлепился от спускового крючка.
— И сейчас не хочешь? — усмехнулся Хартман. — Так зачем же ты живёшь? Ни в себя, ни в меня кишка тонка выстрелить.
Пол под ногами Громова мягко ударил в ступни. Кабина замерла. Распахнулись створки дверей.
Хартман лишь чуть повёл плечами. Мощный импульс сорвал Василия Васильевича с места, швырнул в воздух и выбросил из лифта в почти горизонтальный полет.
Он упал тяжко, грузно ударившись телом об пол.
Хартман протянул пистолет Громову.
— Может, ты хочешь выстрелить?
Громов с трудом оторвал взгляд от рифлёной рукоятки «Магнума». Пистолет был красив и страшен, как породистый бойцовский пёс. Но никакого желания выхватить ствол и загнать пулю в цель Громов в себе не ощутил. Полная пустота и безразличие.
— Я знаю, что это ничего не изменит.
Хартман пробуравил его глаза пристальным взглядом.
— Правильно.
Он убрал ствол в кобуру. Вытолкнул Громова их лифта.
Двое боевиков уже подняли Василия Васильевича на ноги. Кисти ему вывернули в болевом захвате, заставив стоять, вытянувшись в струнку. Третий боевик на всякий случай держал жертву на прицеле короткоствольного автомата.
— Отпустите, — распорядился Хартман.
Не говоря ни слова, свернул налево. На распахнутой створке дверей Громов успел прочитать: «Резервная студия». На косяке болталась грубо сорванная печать.
В узком коридоре трое боевиков сноровисто доставали оборудование и бухты проводов из хромированных ящиков. Замерли, увидев вошедших.
Хартман отдал короткую команду на незнакомом Громову языке, и работа закипела с прежней силой.
* * *
16:08 (в.м.)
Огнепоклонник
Хартман вошёл в крохотный кабинет, сел за стол, молча указал Громову и Василию Васильевичу на свободные кресла напротив стола.
Кабинет после знаменитого пожара явно подвергли капитальному ремонту, но с тех пор так и не использовали. С мебели не сорвали защитную плёнку, стеллаж был пуст. На полу стоял распахнутый стальной ящик. Громов со своего места разглядел в нем плотные ряды видеокассет и пару толстых папок.
У себя на столе Хартман успел создать деловой беспорядок. Два монитора, закрытый ноутбук и раскрытый кейс, из которого к антенне на подоконнике, распахнувшей сетчатый зонтик, тянулся плетёный кабель.
Хартман сдвинул в сторону кипу бумаг. Посмотрел сначала на Васиия Васильевича, с тупым остервенением растирающего правую кисть, затем на Громова.
— Так, други мои, — с саркастической улыбкой начал Хартман. — Чтобы вы больше не бросались на меня тузиками, ввожу в курс дела. Вы находитесь на особо важном государственном объекте, захваченном ударной группой международной террористической организации.
— Ты кто такой, гадёныш? — процедил Василий Васильевич. Лицо его налилось багровой краской, на висках вздулись синие жилки.
Хартман согнал с лица улыбку.
— Мои люди называют меня Махди.
— Манда ты лысая! — Василий Васильевич ещё что-то хотел добавить, но сдержался.
В кейсе загудел зуммер. Махди поднёс к уху телефонную трубку. Легко и бегло заговорил на непонятном языке. Голос его звучал жизнерадостно, на губах играла ребячливая улыбка.
— Иншалла! — закончил он и положил трубку. Вмиг стал серьёзным.
— Итак, на чем я остановился? — обратился он к Громову.
— На том, что вы первый после Аллаха.
— Ошибаешься, Гром. Здесь я — Бог.
Громов с демонстративным равнодушием пожал плечами.
— Псих, — отчётливо прошептал Василий Васильевич.
Губы Хартмана дрогнули в улыбке, но взгляд остался пронзительно холодным.
— Передо мной сидят два бывших работника правоохранительной системы страны. Один робингудствовал на коммерческой основе, второй весь свой опыт вложил в охрану секретов концерна «Союз-Атлант» и обанкротился. Проворонил утечку информации и не сберёг жизнь своего патрона. Вы — два полных ничтожества, братцы. Мне вы интересны только как лабораторно чистые образцы тотального маразма правоохранительной системы. Здесь вы исключительно потому, что я этого захотел. И уйдёте тогда, когда я посчитаю нужным. Смотрите и запоминайте. Надеюсь, хоть что-нибудь поймёте. И эти знания сделают вас если не счастливыми, то тотально свободными. А это уже, поверьте, не мало.
Он снял трубку спутникового телефона.
— Учитесь, как надо общаться с высоким начальством, — сказал он, дожидаясь соединения.
— Алло, Игорь Дмитриевич? — Хартман вальяжно откинулся в кресле. — Вас беспокоит некто Махди. Тот самый, поверьте на слово. У вас ручка под рукой? Запишите, пожалуйста… — Хартман сверился с бумажкой. — Пятьдесят шесть градусов северной широты, восемнадцать градусов восточной долготы. И ещё один объект: пятьдесят пять градусов северной широты, пятнадцать градусов восточной долготы. Поинтересуйтесь в штабе ВМФ, что находится на дне Балтике в районах с этими координатами. И запросите данные космической и аэрофотосъемки
