были неправильными, эгоистичными, тёмными, но он ничего сделать с собой не мог. Осознание, что Паскаль испытывал адскую боль, такую же, как и он сам, убаюкивало, успокаивало. Как минимум одна живая душа чувствовала то же; так же разлагалась; вынуждалась вести за собой страну, а не лечь в могилу, позабыв о боли.
Видар, опираясь плечом на колонну, наблюдал за тем, как к кладбищу тянется вереница альвов, малварских ведьм и маржанов. Только Тьма не спешила появиться и справиться об успешном исполнении приказа.
— Я не смогу, Видар, — надломленный голос Паскаля служит королю раем для ушей. Дарует облегчение.
Он не один в своей разъедающей внутренности боли. Не один.
— Тебе придётся, — бесцветно отвечает он, отталкиваясь от колонны и разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
В центре беседки стоял гроб. Не лелея особых надежд на скорейшее воскрешение (да и вообще воскрешение) Эсфирь, Видар сделал всё по-настоящему. Резные деревянные вензеля с инкрустированными изумрудами, россыпь чёрного турмалина в лилиях, тринадцать аккуратно-вырезанных воронов на крышке гроба, расправив крылья, кружили над сердцем, обвитым терновником. Над живым сердцем, что всегда было в её груди.
Видар слышит рваный выдох, сорвавшийся с губ Паскаля.
— Ты думаешь, она вернётся к нам?
И от этой надежды в голосе Паскаля, что зазвучал сеёинтонациями, Видару хочется перерезать собственную глотку.
— Я не знаю, — едва выдыхает он.
Три слова. Одна бездонная пропасть, в которую он сбросился, услышавеёпоследний выдох. Он до сих пор летел вниз со впечатляющей скоростью.
С того самого дня, как Румпельштильцхен объявил о возможности воскрешения с помощью камелий — Видар потерял себя от счастья. Время шло, но чуда так и не происходило. А всё, что делал Видар больше не казалось правильным. Все мысли стекались к тому, что она никогда больше не вернётся. Паскаль поддержал Старожила сразу же, но тогда он не думал, что сомнения Видара распространятся на него. Теперь же он кутался в них, словно в ватное одеяло лютой зимой.
— Но ты позволяешь похоронить её, — Кас с трудом сглатывает.
— Только потому, что я не допущу, чтобы эта сука забрала её ещё раз! — и хочется закричать, чтобы этот крик пролетел прямиком в мозг Тьмы, но Видар озвучивает совсем другое: — Потому что это правильно.
— Правильно, — Паскаль позволяет себе горькую усмешку. Он понимает истинные намерения Видара, и, честно признаться, сделал бы в точности так же, только ради защиты сестры. — Ты никогда не делаешь «правильно» просто так. В тебе тьмы и мрака больше, чем в самой Тьме, Видар.
— Отрицать не намерен, — Видар жёстко поджимает губы, чуть склоняя голову к левому плечу.
— Наслышан. Только Тьма любит чистые сердца. Это тебе на заметку, если когда-нибудь ты захочешь занять её место.
— Мы приходим из греха и рождаемся с криком на устах. Думаешь, свет — то, что волнует меня?
Видар чуть щурится, и Паскаль с замиранием сердца наблюдает за там, как он подходит к гробу. По сердцу идут трещины, когда Кас улавливает сколько боли заключено в каждом шаге короля, в каждом беззвучном вздохе. В первые в жизни, молодой король пытается скрыть жалость. Но та, проникнув в радужки — теперь паразитирует.
Кас всегда со скрытом смехом наблюдал за тем, как сестра пыталась отдалиться от родственной души, как кричала, что Видар — последняя нежить, на которую посмотрит её сердце. Только то самое сердце теперь билось в его груди, образовав меж ними сильнейшую магическую связь без участия родственной.
— Пора, — голос внезапно появившегося Файялла заставляет Видара сощуриться, будто друг принес с собой огромную головную боль.
Следом за Файяллом появляется Себастьян, Изекиль и четверо солдат. И странное, непривычное, собственнически-горькое желание кричит внутри Видара, чтобы все они разошлись, чтобы никто не смел даже прикоснуться к гробу.
Изекиль, стараясь потушить сочувственную горечь в собственном взгляде, молча протягивает Видару изумрудную подушечку, на которой смиренно ожидала Ветвистая Корона его матери, бабушки и самой Лилит. Корона, что должна украсить собой яркие рыжие кудри.
— Видар, тебе нужно взять её, — рядом с Изи появляется Себастьян, заметив замешательство Видара.
Он незаметно укладывает большую ладонь на поясницу шпионки, желая впитать в себя её страх, боль и горечь.
— Нет, — Видар разворачивается обратно к гробу.
Брови Паскаля удивлённо взметают вверх, пока он с немым вопросом обращается к Себастьяну.
— Ты прекрасно знаешь традиции, Видар, — Баш плотно сжимает скулы, заметив, как пальцы Изи вцепились в изумрудный бархат подушки. — Не глупи.
При посмертной коронации король или его заверенный шли впереди похоронной процессии, неся в руках корону умершего.
— Нас поведёт Изекиль. Я не отойду на расстояние дальше шага от своей жены.
Сердце Паскаля сжимается против воли. Он старается отвернуться в сторону, чтобы Видар не заметил его выражение лица.
— Видар, я же… я… — Изи старается сформулировать, что ей легче нести гроб, что это должен сделать он, но Видар награждает её таким тяжёлым взглядом, что шпионку чуть не сносит с ног.
— Всё хорошо, — шепчет на ухо Себастьян, когда Видар отворачивается. — Хотя тебе это и не надо, но я рядом…
— Надо, — Изи быстро облизывает губы, понимая, что если он отойдёт прямо сейчас, то она попросту расколется на части.
— …Я верю в то, что ты справишься, ведь ты… Что? — Себастьян тупо моргает.
— Рядом с тобой спокойно, Баш, — ещё тише проговаривает Изи. — Я очень ценю, что ты рядом. Правда. Только не кори себя, слышишь?
Уголок губы Себастьяна изламывается в подобие улыбки. Легко сказать, «не кори». Легко сказать, «я рядом», но по правде он не смог оказаться рядом, когда это было нужно Изекиль, потеряв её расположение. Он не смог оказаться рядом с Эсфирь, что нуждалась в помощи. Это разъедало его изнутри.
— Стараюсь.
— Я тоже рядом, Баш. Всегда, — Изекиль поднимает на него взгляд.
Себастьян чуть поворачивает голову, не позволяя заглянуть в глаза, цвет которых поблёк так же, как жухнет сирень к началу лета. Он целует девушку в висок. И механически это действие, совсем как раньше, такое родное, тёплое, их. Но наполнен поцелуй горечью, болью, вселенским разочарованием.
Изекиль всё-таки занимает своё место впереди колонны. Она чувствует затылком пустые взгляда Видара и Паскаля, что стояли первыми, держа основания гроба. За ними — Себастьян и Файялл, а замыкали — армией смерти — некоторые офицеры малварских Карателей и альвийского Теневого отряда.
Видар позволяет темноте немного развеяться, и Изекиль понимает, что это приказ двигаться. Ей кажется, что относительно небольшое расстояние от беседки до семейного склепа они преодолевают целый век.
Калейдоскоп из заплаканных взглядов разрезал одежду идущих ржавыми ножами.
