вещи снова полетели в окно.
А Гера смотрела на всё это сверху и улыбалась. Сочувственно, этому дурашке.
Чтобы он это понял и снова вернулся к своей Панночке, роль которой и играла для него Натали. Разрывая по ночам вурдалаками своих сексуальных фантазий его на части!
Глава90. Шотландки
Он сделал квалификационное свидетельство моториста и стал ходить на Японию за машинами, разбирая на обратном пути машины покупашек на «конструктора». Как давно мечтал!
Хоть куда-то сбежать от Юлии, которая своей жаждой родить от него бесёнка его уже откровенно достала.
– Да пойми ты, я в этой жизни играю роль Аполлона. И мне, по высшему сценарию агентства «Новая жизнь ангела», нельзя иметь детей. Ты понимаешь значение слова Предназначение?
Но Юлия думала, что всё это его очередные «брачные игры». И ни во что не верила.
Наконец-то оставив его на судне. Одного. Глубоко задуматься В ЦПУ машинного отделения о брачных играх и вспомнить о Битве, знаменитой прежде всего для высокого знаменосца Ганимеда и стоящего за ним, по ранжиру, Зевса с одной стороны и невзрачной мелкой Дины и её высокой, как и Хапер, длинноволосой любовницы с другой. Которую Ганимед прозвал Шотландкой, настолько она казалась ему мужеподобной. Мол, мужик в юбке. Что, однако, никак не мешало ему иногда с ней спать.
Которая вначале стала прямо за столом, пока они ещё пили водку, то приставать к ним обоим, вспоминая о том, как ей и Ганимеду уже было с ней очень и очень хорошо. «И не раз!» – усмехался Ганимед. То когда они все уже были в трусах от внешней и внутренней жары, охлаждая себя лишь холодной водкой, готовые уже вчетвером снова пуститься во все тяжкие, Шотландка неожиданно стала пытаться публично их унизить. Говоря, что все мужики – козлы! И прочий бред эмансипации. «Которым нужно от женщин только одно! И ничего больше». «И чего же именно? – настаивал Ганимед на демонстрации. – Не рассказывай, а – показывай!» Пытаясь привить ей азы писательского мастерства. «Не соблаговолите ли вы нам, в конце-то концов, возбужденных от предвкушения, продемонстрировать столь легковесные утверждения?» – попытался неумело сумничать Зевс. А затем и – раздевать их обоих за это ещё дальше и игриво трогать… прямо в душу. Ведь душа давно уже ушла у них отнюдь не в пятки, а именно туда, куда и лезли столь настырно её шаловливые ручонки. После каждой стопки пытаясь с их «душами» позаигрывать. Напрямую. Двумя руками. Перьеворачивая их души, то есть – заставляя их порхать в мечтах! Даже тогда, когда она стала бегать за ними на своих длинных ногах по своей трехкомнатной квартире. Тряся не характерными для мужиков грудями. Пусть даже и – в юбках, которую Шотландка давно сняла. Оставшись в нижнем белье – для наглядности. Уже намекая этим на то, что готова идти и дальше. И, в итоге, лишь порвала им обоим трусы в клочья, желая полюбоваться обнажёнными статуями этих двух внезапно стеснительных Аполлонов… Григорьевых. Которые поняли уже, что кроме рукотворного издевательства над их мужскими достоинствами (столь резко и подчёркнуто независимо она их дергала), ни одному из них с ней ничего уже не достанется. Кроме ударов по заднице! Этими же руками. Ведь она так и не сняла, при Дине, своих трусов.
Но так никого и не догнав, с горяча ударила Дину по лицу. За то, что та, своими полными упрёка глазами, словами и истерикой не дала им всем четверым (или хотя бы – троим!) в этот день совокупиться. С размаху обвинив Дину в том, что она так долго и нудно для Ганимеда с ним развлекалась, пока её мать держала отдел в ГУМе, пару лет насильно удерживая его при себе в качестве продавца и насилуя его за это чуть ли не каждый вечер! Под угрозой увольнения.
– О чём Ганимед мне неоднократно жаловался прямо на этом, вот, полу на твой «мышиный глаз», изнывая подо мной от причинённой ему тобой душевной боли. Пока мы несколько раз пытались тебе за это отомстить!
– Всеми силами, – подтвердил Ганимед, – своей души!
И – ещё раз! Другой рукой.
– За то, что ты пыталась совратить и Зевса! Эту тонкую, чувствительную ко всему безобразному – твоему лицу – натуру. Который тоже мне не раз на это жаловался!
– Но так и остался неотомщённым! – снова пожаловался Зевс. – Ни разу!
– Или ты предлагаешь и с ним тебе за это отомстить? Что ж, как будет тебе угодно! Тем более что я уже не раз замечала, по его глазам, откровенное чувство нескрываемой жажды мщения!
– Всему женскому полу! – подтвердил Зевс. – Которому нужно от мужчин только одно. И ничего больше! – с укором посмотрел он на Дину. Пытаясь напомнить ей о том, как она у себя дома напоила его водкой и попыталась изнасиловать. Сделав ему минет и… поломав их дружбу! Навеки вечные.
И когда на лице у Дины появились слёзы обиды за то, что:
– Всё это было, да, но уже – давным-давно! Ещё до того, как я познакомилась с тобой! Столь близко. И впервые полюбила. Тебя! Всем сердцем!
Ольга уволокла Дину за волосы в спальню, волоча её по красному ковру со всеми её стонами и оправданиями, волочащимися изо рта Дины густым болезненным для их ушей шлейфом, как бьющуюся в её сильных руках визгливую собачонку, закрыла дверь и долго-долго там над ней издевалась, давая ей звонкие – через дверь – пощёчины. Заставляя Дину, поминутно всхлипывая, реализовывать её дикое возбуждение в пастели, своими трепетными касаниями рисуя подлинный шедевр страсти и буйства красок неистовой натуры своей подруги.
Пока Зевс и Ганимед играли в четыре руки на её рояле «Собачий вальс» камышовых енотовидных собак и мешали им сосредоточится друг на друге, угорая над ними во всё горло! Точнее – подруга на подруге. Хотя, надеюсь, уже вполне понятно, кто из них был там друг, а кто – подруга. Снова сегодня доказав Дине, ударами по щекам, что она не какая-нибудь, там, очередная в её жизни Оленька, а натуральный Ольгх!
Так их и не пригласив к себе.
– Опять предав нашу искреннюю дружбу! – во весь голос возмущался Зевс. Чтобы те его слышали. – Эй! Мы тоже хотим с вами немного подружить!
– С обеими!
– Так уж и быть, Дина, тащи сюда свой «мышиый глаз». Я снова хочу взглянуть на мир сквозь призму твоего восприятия прекрасного. Шотландка мне не интересна, я не люблю мужиков.
– Даже если они отращивают груди
