…свобода за свободу. Хорошая сделка? Он уйдет. Он клянется сутью мира и тьмою первозданной, что уйдет… и Катарина принимает клятву.
И камни, давившие на нее, рассыпаются прахом…
…а чужие голоса меркнут.
…тропа вывела к дому, который был погостом. Он видел его — путеводный огонь маяка. Туман клубился. Ластился. Выпрашивал капли силы, которые ловил жадно. Чуть зазеваешься, и проглотит.
Колдовка шла.
Она была молоденькой, но тихой, послушной.
Пока.
Все изменится.
Они все меняются, как только начинают понимать, что есть их сила. Сперва появляется надменность, которая вскоре сменяется презрением к тем, кого боги силой обделили.
…она станет уверенной.
И самоуверенной.
Полагающей, что мир этот создан исключительно ради ее забавы. И быть может, к лучшему будет, если Зигфрид оставит девчонку здесь. Туман поиграет с ней, а после подарит тихую смерть от истощения. Она похожа на сон…
Зигфрид помнит.
Он ведь однажды и сам едва не умер, заблудившись на тропах.
— Не устала?
Он устал вот. И затея больше не кажется удачною. Надо было прежде… надо было сказать князю, а не вешать на него маячок. Но тогда показалось, что князь слишком уж самонадеян и не прислушается к Зигфриду, которого и не знает толком. И помощь не примет.
А помощь ему нужна.
Вон, какая тьма клубится… вихрем, будто…
Изнанка замерла.
И содрогнулась. А Зигфрид осознал, что придется бежать, если, конечно, они хотят успеть.
Себастьян проклинал себя за то, что уснул. Он не хотел. Это все голоса, шепоток их убаюкивающий, ласковая тьма, окружившая его плотным коконом. Она присосалась пиявкою, готовая опустошить его бренное тело. И тело, поддаваясь ласковым уговорам, подвело.
Он очнулся от голосов.
И выругался.
Выступил.
И даже нес какую-то чушь, хотя стоило сразу выстрелить. Пуля в лоб — лучший аргумент в иных спорах.
Не успел.
Ублюдок усмехнулся, и в следующее мгновенье Себастьяна вдавило в стену. Сердце остановилось. И само его тело вдруг перестало принадлежать ему. Мерзопакостнейшее чувство.
Почему его не убило сразу?
Повезло.
Или дело не столько в везении, сколько в нежелании этой сволочи расставаться с жертвой. Привык играть, а… еще Евстафий Елисеевич говаривал, что привычки иные до добра не доводят.
Это Себастьян успел подумать.
И еще какую-то совсем уж глупость, когда сгустившийся воздух вдруг запах огнем. А потом стена подвала пошла зыбью и истаяла, пропуская человека, видеть которого Себастьян готов не был.
…в следующее же мгновенье над столом с распластанной Катариной взвился песчаный вихрь. А вонь серы и огня стала невыносима.
Нет, везет ему, однако, на демонов.
Глава 35. Где все почти завершается, но не для всех благополучно
Женщины бывают агрессивны только от безысходности. А мужчины бывают агрессивны и в радости…
Жизненное наблюдение пана Цунявского, афериста и мошенника, по роду деятельности своей предпочитавшего иметь дело со слабым полом.
Катарина видела.
И слышала.
И кажется, могла даже думать. Только тело ее больше ей не принадлежало. Это тело подняло руку, и ремни рассыпались. Это тело село. И мотнуло головой так, что шея опасно затрещала.
Свобода.
Она получит свободу. Но разве демон обещал, что Катарина уцелеет на этой свободе? Нужно быть крайне осторожной, принимая подобные клятвы. Разве она не знала?
Катарина рассмеялась.
Или это демон?
Почему это она решила, что он вновь примет то, песчаное, обличье, как в прошлый раз? Зачем, если рядом есть такое хорошее удобное тело, а Катарине придется подвинуться…
…Хелег ударил огненной волной, но что пламя демону? Ресницы опалило и исчезло, впиталось сквозь кожу. Наверное, будь Катарина человеком, она бы сгорела в этом пламени, а демон лишь вдохнул его, принимая этакий дар.
В нынешнем мире ему было холодно.
И пламя согрело.
Слегка.
Демон вытянул руку и, взяв Хелега за горло, легонько тряхнул. Сжал пальцы.
…Катарину мутило. И от жара, переполнявшего ее, и от осознания, что она убила человека. Сейчас. Здесь. Собственными руками, пусть и управляла этими руками темная тварь.
Она слышала, как хрустнул позвоночник.
И видела перекошенное лицо.
Глаза навыкате. Она чувствовала, как уходит жизнь, и это чувство казалось прекрасным. Она теперь понимала, что заставляло Хелега убивать снова и снова.
Это было прекрасно.
И отвратительно.
Осознание собственного всемогущества пьянило…
…а потом, когда изломанное тело Хелега упало на пол, демон взглянул на остальных людей.
Нет.
Женщина? Разве она, никчемная, не заслуживает смерти? Она убивала других, оправдывая свои деяния необходимостью. И теперь лишь понесет наказание.
Мужчина.
Он обещал защитить, но не сумел. Он сам отдал Катарину демону, и тот… тот готов сделать все, чтобы справедливость восторжествовала. А его смерть будет справедлива.
Черный человек.
Он, пожалуй, внушал некоторые опасения, и отнюдь не силой, но тем, что однажды побывал на той стороне мира. И заглянувши, остался жив.
…а та, что стояла за его спиной, была всего-навсего куском сладкого мяса. И демон потянулся к ней.
…смерть Хелега была проста и отвратительна. Себастьян поморщился, когда изломанное тело швырнули на пол и то, что еще недавно было Катариной, обратило свой взор на него. Дрогнула губа. Скользнул по ней острый язычок.
Губы растянулись в улыбке.
— Anheer kaero! — произнес Зигфрид.
И демон повернулся.
Он двигался легко и вместе с тем движения его были ломаными, будто он не до конца освоился в чужом теле.
— Уходи, — повторил Зигфрид, глядя в черные глаза. — Уходи, или я уничтожу твою сущность.
— А справишься?
Ее голос стал глуше. И появились в нем царапающие ноты, будто песком по стеклу. Себастьян положил руку на револьвер, но тут же убрал.
Пуля повредит не демону.
— Ты виноват, — от твари не ускользнули его раздумья. — Ты обещал защитить… и не смог… у тебя не хватило бы сил… ты виноват…
