я обещаю вам лучшего в мире адвоката, а сейчас поеду с вами.
Альдо попрощался с герцогиней, и она обняла его со слезами на глазах, пожал руки знакомым, поцеловал Лизу, лежащую без сознания, потом тетю Амели и План-Крепен. И, наконец, гордо подняв голову, вышел из особняка Картлендов к ожидавшим его полицейским.
– Никаких наручников, – распорядился кто-то из влиятельных лиц. – Вам и без того придется расплачиваться за это безобразие.
Перед домом стояло несколько полицейских машин, Митчел посадил Альдо в свою, и автомобили быстро растворились в темноте.
Через час двери тюрьмы закрылись за князем…
Герцогиня, не теряя ни минуты, ринулась в бой. Уже на следующее утро она в сопровождении леди Клементины и госпожи де Соммьер была в Букингемском дворце.
Мэри тоже внесла свою лепту. Возобновились сеансы позирования, и художница с присущей ей прямотой высказала свое мнение об украшении короны, Скотланд-Ярде.
– Уверена, наша полиция была лучшей в мире, но, оказавшись в руках монстра, теперь сеет ужас, нанося удары по кому угодно и как угодно.
Королева Елизавета мягко улыбнулась:
– Я знаю, Митчел человек нелегкий, но считается отличным полицейским. А это дорогого стоит.
– Нельзя быть полицейским, вызывая к себе ненависть, – позволила себе возразить леди Клементина, сестра Гордона Уоррена, шефа британской полиции. – И хочу надеяться, что это у нас ненадолго.
– Это зависит только от состояния здоровья Уоррена, а он, кажется, близок к выздоровлению.
– Бог да услышит ваши молитвы, ваше величество. Когда он узнает, что творилось все это время, он придет в ужас. Сначала князя Морозини обвинили в воровстве, затем оправдали, но только за тем, чтобы обвинить в убийстве, да еще при свидетеле. Чтобы городить такой вздор, нужно совсем не знать князя.
– Как только он сядет на скамью подсудимых, все его узнают, – с горечью заметила Мэри. – Но я никак не могу понять, кто же так ожесточен против Альдо? Он уже вернулся в Венецию и болел, лорд Эллертон исчез раньше. Кто же мог видеть момент убийства? Я не верю этому свидетелю. Но меня утешает одно: суд и полиция – разные инстанции. Суд будет отталкиваться от фактов, а не от глупых фантазий.
– Глаза всей Европы будут следить за этим процессом, и Франция в первую очередь. Глава уголовной полиции, Пьер Ланглуа, не скрывает своего негодования, – заметила госпожа де Соммьер.
– Для нас его мнение мало что поменяет. Или он выступит свидетелем?
– Ваше величество можете быть уверены, что он не преминет это сделать.
Госпожа де Соммьер уже присела в реверансе, но тут Елизавета ее спросила:
– Как чувствует себя княгиня?
– Как может чувствовать себя человек с отчаянием в душе? Она обожает мужа.
– Да, случилась большая трагедия. Тем важнее верить в князя непоколебимо. Ему повезло, что у него такая семья, как ваша, и такие друзья, как вы, герцогиня, ваш несносный Питер и вы, Мэри. Чтобы одержать победу, нужно в нее верить. Передайте это княгине. И еще скажите, что я буду за нее молиться, за нее и за ее мужа.
Что можно было ответить на это? Только поблагодарить. Жизнь продолжалась. И прожить ее надо было такой, какой она была. Так сказал бы философ, но не План-Крепен и не ее новый друг, который после Адальбера занял весьма важное место в ее жизни.
– И что же мы будем делать? – задала она вопрос Питеру, немного оправившись от шока.
– Засучим рукава и начнем действовать немедленно, – объявил он. После общения с План-Крепен юноша стал говорить гораздо живее. – Во-первых, надо выяснить, по какой причине Митчел так ненавидит Морозини. Он даже не скрывает, что это так. Значит, мы будем искать, и у нас, слава богу, есть помощник – наш добрый старый друг маятник!
– С одним только «но»: у нас нет ни единой вещицы, принадлежащей монстру.
– Кому они нужные, его вещицы.
– Нам. И достать хоть что-то мы должны любой ценой.
Леди Клементина не могла скрыть своего негодования и выговаривала мужу:
– Как это может быть, Джон? Вы самый осведомленный человек в королевстве, я бы даже сказала, обладающий настоящей властью, как вы могли допустить эту трагедию?
– Нормальный человек далек от помыслов чудищ. Я буду вам очень благодарен, Клементина, если вы приготовите мне чемодан.
– И куда вы?
– Скажу, когда вернусь.
– А когда вы вернетесь?
– Понятия не имею.
– Надеюсь, что до суда.
Разоблачение. Золотой Клык
Днем кабинеты Скотланд-Ярда выглядят не слишком гостеприимно, а уж в сумерках мрачны до невозможности: стеллажи с темно-коричневыми, почти черными, папками и лампы под зелеными абажурами подействуют угнетающе на любого. И в этот вечер они не выглядели приветливее.
Новый шеф полиции вызвал Лизу для разговора с глазу на глаз, и сначала она отказалась от этого с нескрываемым отвращением. Княгиня инстинктивно ненавидела Митчела, чувствовала в нем врага. И если в конце концов согласилась, то только по настоянию Мэри. Зато План-Крепен очень сожалела, что вызывают не ее, она всегда была готова оседлать боевого коня и ринуться на негодяев.
– Я нахожусь под защитой королевы и при вашем разговоре не имею права присутствовать, но буду рядом, за кулисами…
– Подслушивать, – нервно рассмеялась Лиза.
– Если пожелаешь.
Митчел ждал княгиню Морозини у себя в кабинете. Когда она вошла, он встал и указал ей кресло напротив себя. Лиза едва сдерживала дрожь, у нее было чувство, что она приближается к ядовитой гадине.
– Вы пожелали меня видеть? По какой причине?
– Мне кажется, нам есть что сказать друг другу.
– Кроме того, что вы нас ненавидите?
– Не вас. Вашего мужа, и ненавижу от души.
– А причина? И вам не кажется, что объясняться нужно не со мной, а с моим мужем?
– Да он знает, что я его терпеть не могу.
– Неужели? Князь о вас понятия не имел, но теперь, я думаю, начал о чем-то догадываться. Цепочка катастроф, не имеющих под собой оснований, должна была навести его на подобную мысль. И вполне возможно, теперь он понимает, что вы его ненавидите. Но в чем Альдо виноват? Только в том, что живет на свете.
– Боже ты мой, до чего же ты, Лиза, хорошенькая!
Митчел смотрел на нее с вожделением, а княжна на него с яростью.
– Да как вы смеете? Вы назвали меня по имени, да еще и на «ты»?!
– А я всегда называю тебя на «ты» про себя.
– Значит, вы хотите сгноить моего мужа, потому что я вам нравлюсь? Ну и ну! Мне нечего здесь делать, я ухожу!
Она уже поднялась, но он удержал ее.
– А я
