Но тут запорожец замыслил иное. Вспомнил, как не раз повторял ему старый Метелица: «Если хочешь меньшими силами одолеть сильного врага, придумай что-нибудь такое, чтобы заронить в его сердце страх. Убей в нем веру в победу!» И время сейчас самое подходящее, чтобы подорвать боевой дух османских воинов.
Арсен остановился, поднес ко рту сложенные рупором ладони и громко, пересиливая шум боя, закричал по-турецки сначала в одну, а потом в другую сторону:
– Ойе, правоверные, урусы обошли нас! Хан Мюрад-Гирей, да будет проклято имя его навеки, позорно бежал с поля боя! Ойе, вай, вай! Верные сыны падишаха, будем стоять насмерть на этой земле сарматской, но не отступим ни на шаг! С нами Аллах!..
Громкий голос казака гулким эхом прокатился над землей, над тысячными полчищами, что неистовствовали в вихре смертельного боя. Страшные слова об отступлении и бегстве хана, о том, что урусы обошли их и вот-вот ударят с тыла, стократ повторенные десятками, а то и сотнями уст, мгновенно разнеслись по турецкому войску. Пусть не все поверили им, пусть аги и паши опровергают их – дело сделано! Эти слова, как шашель, подточат боевой дух воинов, заползут холодным липким страхом в их сердца, поколеблют стойкие до этих пор янычарские ряды.
А теперь – вперед!
Арсен догнал Кузьму и Иваника.
Они повернули немного левее, где на фоне утреннего неба виднелся увенчанный золоченым шаром с полумесяцем бунчук. За ними ринулись десятки воинов. Впереди, шумя и галдя, беспорядочно отступали поредевшие сотни спахиев. На холме, возле шатра, несколько янычаров из свиты визиря, заметив, как на них неудержимо катится вал стрельцов и казаков, пронзительно закричали:
– Урусы!
Их крик всполошил визиря и его свиту. Турки поспешно садились на коней.
– Ура-а! – вдруг во всю глотку завопил Кузьма Рожков. – Ребята, хватай Кара-Мустафу!
Стрельцы – а их все больше и больше врывалось в прорыв – бросились к шатру. Навстречу им стали разворачиваться лавиной конники. Остро блеснули сабли. Еще мгновение – и склоны холма обагрятся кровью.
Но свита и стража визиря не приняли боя. Чей-то резкий окрик заставил их повернуть коней назад и, прикрывая всадника в белом тюрбане, умчаться прочь.
Арсен подбежал к шатру, рубанул саблей по тонкой высокой жерди, на вершине которой, на позолоченной перекладине, развевалось пять пышных конских хвостов, украшенных самоцветами, парчовыми кистями и разноцветными лентами.
Пять бунчуков!
Значит, он не ошибся. Это действительно ставка пятибунчужного паши – великого визиря и сераскера[171] Кара-Мустафы!
С другой стороны рубанул Кузьма Рожков.
Шест качнулся и переломился. Описав в утреннем бледно-розовом небе большой полукруг, бунчук тяжело шлепнулся наземь.
Тем временем расторопный Иваник шмыгнул в шатер и минуту спустя выбежал оттуда радостно-возбужденный, с небольшой, но богато инкрустированной золотом и драгоценными камнями коробочкой в руках.
– Братцы! Арсен! Во! Поглядите, знаешь-понимаешь, что я достал!.. Вот обрадуется Зинка, когда привезу ей такой подарок!
Арсен взял коробочку – раскрыл. Это была капторга[172], в которой хранился не менее роскошно изданный и украшенный Коран – священная книга мусульман.
– Зинке эта штукенция ни к чему, Иваник. Не станет же она молиться, как туркеня… Подари лучше полковнику, а то и самому гетману – спасибо скажут!
Иваник на миг задумался, а потом хитро улыбнулся и пустился в рассуждения:
– А что – это мысль, знаешь-понимаешь!.. Нам с Зинкой и впрямь это ни к чему – ни в печь, ни к порогу!.. А гетману – знатная цацка!.. Подойду да и скажу: «Вот, ясновельможный пан гетман, молитвенник самого великого визиря… В бою добыл… С почтением дарю его тебе, ваша милость…» А гетман от удовольствия прищурит глаза и ответит: «Спасибо, ерой! Чем же наградить тебя?» А я ему: «Чем изволишь, пан гетман». Гетман мне: «Дам тебе семь пар волов». А я ему: «Зачем мне семь пар волов? Я и с одной парой управлюсь на своем поле… Лучше вели, ясновельможный гетман, за верную службу дать железный панцирь и шлем». Удивился бы он: «А для чего тебе?» – «Да как же, пан… Это – наилучшая защита от жинкиного макогона[173]. Как только двинется на меня, я панцирь на себя, шлем на голову, а тогда – лупцуй, клятая, покуда силушки хватит!»
Стрельцы захохотали. Те, кто порасторопнее, потрошили шатер визиря. Арсен и Рожков осматривали с высоты кургана поле боя.
На востоке светало.
Страшный, тревожный крик пронесся по турецкому войску. Не видя бунчука над шатром визиря, охваченные смертельным страхом, воины пришли в смятение. Значит, правда, что урусы обошли! Правда, что татары бежали! Турецким войском овладела паника.
Над Бужинским полем клубились черные дымы. Ржали кони. Стонали раненые. Нарастали протяжные победные крики – ура, слава!
Турки отступали. Бросая на произвол судьбы раненых, пушки, возы, шатры, табуны скота, они все быстрей и быстрей катились по степи на юг, к Тясмину, преследуемые победителями. И снова войско падишаха, как в прошлом году, пошло «по спасительному пути отступления».
Это была полная победа!
Арсен на радостях ударил шапкой оземь, завертелся, как мальчишка, на одной ноге, сгреб в объятия Иваника и Рожкова, крепко прижал их к груди.
– Победа, братья! Победа! Го-го-го-о!.. Бегут турки! Бегут, проклятые!..
Он оглянулся. Сколько охватывал взор, огромные волны людей и коней быстро откатывались с приднепровских высот и растворялись в голубоватом утреннем тумане. Уже исчез из глаз всадник в белом тюрбане – визирь Кара-Мустафа, исчезла его свита. Изо всех сил старались не отстать от визиря паши со своими отрядами.
Арсен представил, как среди этого разномастного и разноликого скопища завоевателей бегут, если еще живы, Гамид и Сафар-бей, Свирид Многогрешный и тщедушный бесталанный Юрась Хмельниченко… Связанные на жизнь и смерть с войском визиря, они мчатся вместе с ним без оглядки в серую мглу безвестности… Арсену безразличны теперь и Сафар-бей, и Многогрешный… Гамид! Вот с кем хотелось бы ему встретиться, чтобы скрестить сабли! До сих пор не остыл в его сердце адский гнев, вызванный жестокостью и коварством спахии. Да нет! Разве найдешь его среди этой бешеной круговерти? Теперь, должно быть, навеки разошлись их дороги, и судьба никогда не сведет их на этой бескрайней земле.
Его раздумья нарушил голос Иваника:
– Арсен, айда со мной! Видишь, турки обоз бросили. Будет чем поживиться!
