— Ладно, и что же ты собираешься делать с нами? — спросил Мэрфи, стараясь, чтобы голос его звучал ровно.
Клякса сплющился, покатался взад-вперед и уставился на него своим черным глазом-стеблем:
— Я собираюсь обучать вас, Мэрфи! Если я смогу окультурить вас, я докажу всем, что имею право называть себя Овероном. У вас будет будущее и космос. Только там можно будет доказать Оверонам свою правоту, только таким путем Ахимса могут возвыситься.
— А если ты потерпишь поражение? — вяло поинтересовался Мэрфи.
— О, тогда все мы умрем, — чирикнул Клякса.
ГЛАВА 31
Они назвали это прощальным вечером. Когда они встретятся снова, если им суждено будет встретиться, то это произойдет или во мраке после гибели их планеты, или в сиянии ослепительного будущего. Танцы, выпивка, закуска, смех — ничто не могло заглушить горечи разлуки. Пары разлучались, может быть, в последний раз наслаждаясь близостью. Слезы мешались с шампанским. То, что осталось от КГБ, спецназа, ЦРУ, МОССАДа и американских десантников, объединилось в отряд Призраков — последнюю опору племени, известного под названием гомосапиенсов, в последнюю надежду маленькой планеты-изгоя, называемой Землей.
В середине вечера состоялась торжественная брачная церемония, обставленная с помпезной роскошью, — поженились Моше Габи и Рива Томпсон. Это очень позабавило Пашти, которые, понимая всю важность события, сгрудились в кучу и так толпой и ходили по пятам счастливой пары, ожидая, что Моше вот-вот загонит Риву в угол и пронзит ее шипом. Пашти заметно разочаровались, когда Моше произвел быстрый обманный маневр и исчез вместе со своей нареченной.
Мэрфи, Мэйсон, Катя, Барбара Дикс и Маленков чуть-чуть перебрали и чуть не силком вытащили Мику Габания потанцевать: их танец был смесью западных подергунчиков с чинными движениями вальса. Единственный раз за все время в космосе Габания оставила его затаенная враждебность, она просто растворилась в вихре отчаянной надежды.
— Шейла?
Она повернулась и увидела Сэма Даниэлса с рюмкой в руке.
— У тебя есть минутка?
— Конечно, Сэм. — Она прошла за ним сквозь толпу скрежещущих, щелкающих Пашти в один из коридоров.
Они направились в кабину наблюдения. Сквозь прозрачные овальные окна сияли звезды галактического ядра, освещая кабину ярко-оранжевым мерцающим светом.
Даниэлс полюбовался пейзажем и медленно покачал головой.
— Кто бы поверил?
Она кивнула, его удивление и восхищение передавались ей.
— Мы на самом деле здесь.
— Угу. — Он повернулся, кроткая улыбка тронула его губы. — Послушай, хочу, чтобы ты знала, что я… ладно, мне не следовало так круто брать поначалу. Вроде как я был здоровый негр, а ты — цыпленок у меня на плече. Ты оказалась чертовски хорошим командиром, майор. Можешь записать, я готов идти за тобой хоть в ад.
— Знаешь, Сэм, а я ведь многим обязана именно тебе. Как вспомню Вайт-базу и тот взгляд, которым ты меня наградил… Я никогда не осуждала тебя за то, что ты испытываешь меня. — Казалось, звезды мигают, пульсируют, так же как их хрупкие жизни. — Забавно. Мы поддразнивали друг друга, постоянно кидали друг другу вызов. Я не раз терялась, впадала в панику и каждый раз спрашивала себя: а что скажет Даниэлс? Смогу ли я устоять перед его взглядом? И тогда силы возвращались ко мне, и я работала в два раза упорней, чтобы уверить себя, что все идет нормально.
Он посмотрел на свои руки и сцепил пальцы.
— Хочу, чтобы ты знала: я никогда бы не смог сделать то, что сделала ты. Я не знаю, что случится, когда вы вернетесь домой. Как там воспримут ваше появление. Но, черт побери, если они причинят тебе страдания, если случится что-то плохое, мы придем тебя выручать.
— Сэм, зачем преувеличивать опасность этой миссии?
— Со всем уважением к точке зрения майора, все-таки мы не допустим, чтобы вы попались в ловушку Ахимса. Это верно. Но хотя мы и уверяли Пашти, что все будет в порядке, люди удивительно тупы. Конечно, Ахимса хотят избавиться от нас. А сама ты уверена в том, что парни на Земле не ударят тебя ножом промеж ребер, стоит тебе зазеваться? Если они сделают что-то подобное, мы явимся, и пусть поможет им бог. Я не уверен, что смогу удержать своих ребят, даже если и попытаюсь.
Она почувствовала какую-то тяжесть в груди, что-то теплое подступало к горлу.
— Спасибо тебе, Сэм. Но помни, держи все это при себе, это крайний случай.
— Ты заслужила уважение многих, майор, — он покачал головой, глубокое чувство отражалось на его лице. — Знаешь, как правило, мне приходилось чуть ли не разбивать Мэрфи башку, чтобы заставить его козырять старшему чину. Но когда дело касается тебя, он не только вытягивается в струнку и салютует, он всегда говорит: “Да, мэм”, и скажет то же самое, если ты прикажешь ему перерезать мне глотку.
Она рассмеялась.
— Я думаю, ты недооцениваешь способностей своего лейтенанта. Он гораздо умнее, чем думает сам о себе, но сейчас, мне кажется, он начал догадываться о собственной сообразительности.
— Может быть. Но вот что. У меня появилось странное ощущение, странное предчувствие. Близятся неприятности. Мы ничего не упустили? Бог знает, но слишком уж легко все получилось. Как бы нам не пришлось расплачиваться за эту легкость.
— Я разделяю твои опасения,
— Ну, может, у тебя есть мысли и получше о том, во что мы влипли. Но я хотел бы, чтобы ты взяла кое-что на заметку. Может, это спасет тебя однажды. Виктор — чертовски хороший офицер. Он проницателен, он ловок, и он вовсе не дурак. Я очень уважаю Виктора, я даже не мог предположить, что буду так восхищаться им, но его блестящие способности особенно проявляются в умении приспосабливать стратегию и тактику к ситуации. Помни об этом, майор. Потому что я знаю, что ты влюблена в Виктора…
— Капитан Даниэлс!
— Дослушай меня. Не важно, что ты там думаешь о Викторе, но если ты попадешь в затруднительное положение, зови Мэрфи. Конечно, с ним всегда немного хлопотно, но все-таки, пока Виктор обдумывает стратегию, Мэрфи уже действует. Он импульсивен, у него дьявольская интуиция. И в каком бы сражении мы ни были вместе с ним, в критической ситуации он никогда не ошибался. Доверься ему.
Она перевела дыхание, стараясь успокоить бешеный стук сердца.
— Очень хорошо. Спасибо тебе, Сэм. Я подумаю над твоими словами. Пора сменить тему. Раштак уже приходит в себя?
— Пятьдесят на пятьдесят — как и всякое существо, у которого выбили почву из-под ног. Привычная жизнь рухнула, превратилась в пыль под его вибраторами. Он приспосабливается, старается нащупать верный путь в том кошмаре, в котором оказался. Он страшно обрадовался, узнав, что мы не поедаем своих мертвецов. Ему не очень-то нравится наше присутствие, но он рад, что остался жив, что мы не хрюкаем и не испражняемся в коридорах. Лучше всего то, что люди и Пашти отлично уживаются друг с другом. Но советники все еще чувствуют себя неловко. Они искренне расположены к нам, но все-таки именно мы принесли с собой несчастье и еще…
