прижав ее к своей груди, я тотчас же окрикнул оленя, и тот понесся галопом.
Мы пустились на восток, в противоположную сторону от луны.
Пусть олень сам выбирает путь – он был из хорошей породы. Он был достаточно умным, чтобы не сломать себе ногу, и достаточно сильным, чтобы скакать часами.
Так что я все свое внимание обратил на Кэт. Ее дыхание обдувало мою щеку. Это хороший признак, который смог успокоить мое сердцебиение. Я провел рукой по ее щеке.
– Кэтрин? Любовь моя?
Ресницы дрогнули. Зеленые глаза закатились, но потом все же нашли меня.
– Бастиан? Что…? Там были шипы и змеи… и одна укусила меня.
– Нет, ты со мной. Ты в безопасности. Я везу тебя к целителям, которые смогут помочь.
Она покачала головой и, нахмурившись, закрыла глаза.
– Теперь это правда?
– Да. Я же говорил тебе: «Что бы ни случилось, помни, это все реально». Я серьезно, Кэт. Это все взаправду. И мы взаправду. Каждое мое слово – правда. – Мой голос треснул, и острые осколки забили горло.
– Я не… – тихо простонав, она обмякла на моих руках.
Убедившись, что она еще дышит, я нагнулся к шее оленя и прошептал на древнейшем языке мира, языке самой земли и камней:
– Быстрее. Быстрее. Знаю, в Подземном мире тебе воздадут должное.
Фыркнув, животное набрало скорость.
Я чувствовал каждый его вздох, каждый удар копыт по снегу. Я слышал, как ревет кровь, которую его сердце качает слишком быстро. Такая скорость убьет его. И часть меня жалела его. Но мне нужно было привезти Кэт в Тенебрис как можно скорее.
Чего бы это не стоило.
* * *
Мы добрались за пять часов. Над горизонтом уже бледнела заря, когда мы въехали в Тенебрис. Мимо по улицам проплывали фонари, лаская каменные стены, высеченные из базальта и лабрадорита.
Совсем скоро они посветлеют до чисто белого алебастра и мрамора с розовыми прожилками, – тогда взойдет Рассветный Двор, и мой город при свете дня сменится своим двойником, Люминисом.
За весь прошедший час Кэт ни разу не пошевелилась.
Олень рухнул прямо на улице, и, положив руку ему на лоб, я поблагодарил его. Остаток пути я пробежал с Кэт на руках.
Жители из Рассвета и Сумрака проходили мимо меня – одни выходили на улицу, другие возвращались домой. Некоторые, увидев мое лицо, оборачивались. У меня не было времени волноваться о том, что они подумают о Тени Королевы Ночи, бегущей по улицам города, который с восходом солнца из Тенебриса превратился в Люминис.
Каждый выдох разрывал меня, когда я ворвался в Дом исцеления. Светлые каменные стены просто сияли после полумрака снаружи.
Высокая женщина подошла ко мне, сложив руки на животе. Я узнал бежевую косу на ее спине – это она вылечила рану на моей груди много лет назад. Но при виде меня ее лицо ничего не выразило, хотя она должна была меня помнить. Да черт возьми, ее лицо было через чур спокойным. Неужели она не видит, что это срочно?
– Помоги ей, – раздался мой голос в тишине холла. – Ее отравили.
Женщина слегка кивнула и осмотрела Кэт. Приподняв брови, она неспешно произнесла:
– Хм…
– Ты слышишь меня? Нужно…
– Она умирает.
– Я знаю. Поэтому, черт возьми, и привез ее сюда, – мои тени чернели на мраморном полу, облепляя основание колонн. – Аконит.
Наклонив голову, женщина прищурилась, словно прислушиваясь к чему-то вдалеке.
– Не только аконит. Есть и еще что-то. Какая-то магия. Интересно.
– Да, чертовски интересно. А теперь помоги ей.
– Она умирает. Солнце взошло, Змей. Настало время Рассвета. Твои приказы бессильны, – отступив назад, целительница развела руками, словно ничего не могла сделать.
Нет. Нужно что-то сделать. Что-то. Кэт не могла так умереть. Она ведь только начала жить.
– Если поможешь, то я буду должен тебе.
Спокойствие целительницы тут же исчезло: в бледно-голубых глазах зажегся огонь.
Я подался вперед, чтобы она поняла, что это не пустые слова.
– Все, что угодно, – с силой сказал я, и с потолка посыпалась пыль.
– Спокойно, Змей. Мы спасем твоего человека, и ты будешь нам должен, – ее улыбка говорила о том, что я пожалею об этой сделке.
Но сейчас мне все равно.
Я прошел за ней по небольшому проходу и уложил Кэт на кровать. Я отвечал на вопросы о яде и о лечении, которое пробовал Ашер. Я позволил взять у меня еще крови.
Я выполнял все распоряжения, лишь бы избавиться от этой тяжести в груди.
Я не хотел откупиться. Откуп был для тех, кто признавал свои ошибки. Не задумываясь, я бы вновь совершил те же ужасные вещи и, уверен, что совершу еще не одну сотню прежде, чем моя жизнь подойдет к концу.
Но если я сделаю в этом мире хоть что-то хорошее, то смогу склеить некоторые трещины в нем, даже если они возникли не по моей вине.
А помогать Кэт всегда было приятно.
До сегодняшнего дня.
Было тяжело видеть, как она страдает, увядая под действием яда, но вспоминая ее лицо, когда она осознала правду…
Словно кто-то влил мне в горло аконит и вонзил под язык железо. Горький и жгучий, он вызывал желание выблевать все, что я когда-либо ел.
И мне должно быть все равно… Но как бы она меня не обманывала, какие бы табу не заставила невольно нарушить, она не заслуживала такой участи.
Хотя лишь одного из перечисленного должно было бы хватить, чтобы я желал ей этого.
Кэт лежала на кровати, ее волосы разметались по подушке, а лицо было таким же бледным, как и мраморные стены вокруг. Она казалась такой маленькой, будто бы вот-вот исчезнет.
Это была не та женщина, что я знал, которая только-только начала занимать свое место в мире. Не та женщина, чей смех наполнял меня. Не та женщина, которая слишком долго была заперта в ловушке страха и наконец остро ощутила жажду жизни.
Нет, сейчас это была лишь ее тень, – еще более уязвимая, чем та, которая предстала перед ее дядей.
Последние несколько часов внутри меня что-то трескалось и вот теперь готово было полностью развалиться на части.
Ведь она по-прежнему была замужем, и мне должно быть просто наплевать.
Запретная. Соблазнительная.
Не только для моего тела, но и для моего разума, моей души и… того места в груди, в котором так болит и которое я не осмеливаюсь назвать.
Она опасна.
Красивая и в то же время решительная, бушующее пламя, скрытое под маской холодной невинности, – она самое опасное существо, с которым я
