стрела из арбалета. Тот момент в Марсене, в таверне, когда она в последний раз видела этого человека. Нечто, сказанное тогда его пьяным братом, который грозил им насилием и смертью, прежде чем они с Рафелом получили свои деньги и вышли в темноту, в безопасность.
Но теперь она была кое в чем уверена и поняла, почему ощутила такой страх. Чувство пришло раньше понимания.
«Ох, Леора, они меня так возненавидят».
«Что? Почему? Тебя? Почему они…»
«Потому что я женщина, а это танец мужчин».
«Танец? Я не понимаю».
«Потом поговорим. Если сможем. Сейчас подожди».
«Если сможем», – подумала она. Их окружало кольцо из людей, выстроившихся в несколько рядов, – большинство присутствующих здесь мужчин. Она стояла ближе всех, рядом с Фолько. Около сорока их солдат смотрели сверху, со склона холма, поднимающегося к храму. Они забрали с собой людей Зарика и обезоружили их. Несколько других стояли спиной к происходящему, на страже. Одним из них был Джан.
Ей самой нужно было следить за двумя мужчинами, медленно кружащими внутри кольца. Они еще не обнажили мечи, изучали почву под ногами. «На что это должно быть похоже?» – подумала Ления. Каким может быть этот момент?
Она смотрела на Зарика, на его голубые глаза, когда он поворачивался к ней лицом, на его мускулистую спину, когда они поворачивались в другую сторону. На нем был кожаный жилет поверх темно-синей туники. Жилет имел значение. Ления не видела его кинжала, но знала, что он у него есть. Возможно, не один. Знала так же точно, как собственное настоящее имя.
Они описали еще один круг. Остановились. Наконец выхватили мечи. Зарик стоял прямо перед ней, Скандир, высокий и худой, напротив него, лицом к ней и Фолько.
«Молись за меня», – сказала она маленькой девочке в святилище возле Родиаса.
А потом устремилась к ним. Легко, быстро и решительно, как ее учили.
Она сделала два шага вперед, выхватила нож под правую руку из-за пояса – и вонзила его в спину Зарика ибн Тихона возле левого плеча, высоко, сильно и глубоко, вспарывая мышцы снизу вверх. Тут же выдернула клинок и вонзила его снова, когда Зарик закричал от неожиданности и боли. На этот раз – сверху вниз, в то же плечо.
Его меч упал в пыль.
Зарик начал с проклятиями поворачиваться к ней. Опустил левую руку. Вокруг все кричали. Скандир ревел от ярости. Она в третий раз ударила Зарика ножом, теперь в левое плечо, мимо кожаного жилета, глубоко, сильно, снова вспарывая мышцы снизу вверх. Выдернула клинок, вонзила еще раз в то же плечо, опять сверху вниз.
Зарик взвыл. Обе руки безжизненно повисли вдоль тела. Он не мог их поднять. Она это знала. Она умела это делать. Тот человек, который ею владел, организовал ее обучение.
Так много шума было теперь вокруг, в месте, где раньше царила тишина, полная призраков. Она стояла перед Зариком ибн Тихоном.
– За моих отца и мать, – тихо произнесла Ления Серрана. – И за моего брата. И за меня.
Он бы убил ее, если бы смог. Он не мог. Не мог ее убить.
А вот Скандир…
Высокий мужчина рванулся вперед, с багровым лицом, направив на нее острие меча.
– Женщина, что ты наделала?! – закричал он.
Она повернулась к нему. Не отступив ни на шаг. Она бы ни за что не отступила. Но она ощущала слабость, тошноту. Одно дело совершить что-то мгновенно, повинуясь порыву, навыкам, инстинкту, но…
Она спросила, стараясь, чтобы голос не выдал то, что она чувствует:
– Я испортила честный поединок, мой господин?
Она осознала, что Фолько стоит рядом с ней. Он не позволит меня убить, подумала она.
– Да! – рявкнул Скандир. – Ты меня опозорила! И д’Акорси тоже!
– Я сам решу, опозорен ли я, – произнес Фолько. Его голос звучал необычайно спокойно. – Ления, что вы увидели?
Каким облегчением было услышать этот вопрос. Это облегчение окатило ее, как волна.
Она перевела взгляд с одного мужчины на другого. Крики затихли.
– Он мажет свои клинки ядом, – сказала она. – Яд должен быть у него на мече. И на ноже, который он намеревался метнуть в вас. Ему нужно только пустить кровь, чтобы убить. Однажды его брат сказал нам об этом. – Она подняла взгляд на Скандира. – Честный поединок, мой господин?
Она тоже может позволить себе сарказм, подумала она. Может чувствовать ярость, которую не станет объяснять этим мужчинам или даже той девочке, которая говорит с ней.
Тишина среди руин. Снова слышен птичий щебет. Мир деловито продолжает идти дальше над ними, мимо них, вокруг них, что бы ни делали люди, где бы они ни находились.
Она заметила тот момент, когда высокий рыжебородый мужчина осознал то, что она сказала. Его плечи расслабились. Поза изменилась.
– Где нож? – спокойно спросил он.
– В левом сапоге. Он уже потянулся к нему. Пусть никто не прикасается к мечу.
Фолько обошел искалеченного корсара, осторожно перешагнув через выпавший из его руки клинок. Он ни на секунду не усомнился в том, что Ления Серрана права насчет яда. Это многое объясняло, в том числе – почему у человека, переодетого рыбаком, такой хороший меч. Зарик не ожидал встретить людей, разбирающихся в подобных вещах. Он рассчитывал найти простых моряков и маленький корабль, подняться на борт – и захватить его. Или, если не получится, продолжить путь на восток, так далеко, как понадобится, чтобы найти рыбацкую деревню и рыбацкое судно. Он уже однажды начал с этого новую жизнь. Ему не повезло, подумал Фолько, он мог бы ускользнуть.
– Чего ты ожидал, – говорил Скандир Зарику, – если бы я умер от яда в царапине? Что он тебя отпустит? – Он снова обрел хладнокровие, очень быстро.
Раненый человек с повисшими руками ответил:
– Он не собирался меня отпускать, если бы я тебя убил. Я это видел.
– Неужели? – спросил Фолько. – Значит, ты просто хотел забрать с собой еще одну жизнь?
Зарик перевел взгляд на ясное небо, потом снова опустил глаза.
– Я делал это так же долго, как и ты. Ты командуешь войском вашего патриарха. Вы все надеетесь отвезти меня к нему. Убей меня сейчас, чисто. Как воин воина. Не вези меня туда живым, на позорную смерть.
– Ты все равно умрешь от таких ран, если мы их не обработаем.
– Так не делайте этого.
– В этом случае, – возразил Скандир, – все узнают, что ты погиб от руки женщины, от ее клинка. Это станет еще большим позором для воина Ашара.
Ибн Тихон вздрогнул.
Это покроет позором память о нем, подумал Фолько, вот
