Они прошли прямо, потом несколько раз поворачивали, и в результате вышли к той самой лестнице, к которой и направлялись. Она вдруг в какой-то момент выплыла из темноты передними ними и, гигантским витком обегая не менее монументальный столб ныряла вниз под перекрытие, а там терялась опять из виду все в той же пугающей непроглядной тьме.
— Давай еще чуть-чуть посидим? — послышалось сзади.
Лисса оторвала глаза от черной дыры, в которой растворялись ступени, и обернулась на мальчика. Его лоб покрывала испарина, а синяки вокруг глаз расползлись по щекам.
— Да-да, конечно, отдохнем, — выдохнула она, теперь уже пугаясь видом ребенка.
Лисса присела рядом, и пока Арин дышал тяжело, не решалась даже заговорить с ребенком. Она гладила безвольно лежащей у нее на плече голове и старалась о плохом не думать. Вдруг в мерном кружении светляков над их головами, что-то насторожило… ах, да — среди их желтоватых огоньков откуда-то взялся ярко красный.
— Арин, а почему он такой, — и она указала на пылающего светляка, который не только отличался от других цветом, но и вел себя как-то странно — не плыл по одному для всех кругу, а просто завис в середине него.
— Бежим! — вдруг подорвался мальчик, и тут же выпустил с ладони огненный шарик, который поглотил красного светляка. — Это заклинанье отца… на его крови! Он… нашел меня! — это звучало рвано и с придыханьем, потому что мальчик уже вовсю спускался вниз.
Лисса отмерла и устремилась за ним следом. Да, что говорить, она в три прыжка уже чуть не перегнала его со страху! Ну, а он… бежать по ступеням Арин не мог, так что — так, ковылял, считай, по немногу… Но когда мимо проплыло перекрытие очередного этажа, он не растерялся и кинул в сторону какой-то комок.
Ага, понятно, вслед им по лестнице поплыл знакомый «аромат» плесени, мышей и испортившихся фруктов.
Но все же это их не спасало. Едва они достигли площадки следующего этажа, как издалека — пока, но уже явно, донеслись звуки пыхтенья и тяжелых шагов.
— Это Сарр… медведем… — уже опять запыхавшись, выдохнул мальчик, — давай укроемся где-нибудь здесь…
Они свернули со ступеней и углубились опять в анфилады комнат, петляя по ним уже без какого-либо подсчета поворотов.
— Да… авай, сядем здесь и светляки спрячем…
«— Понятно, Арин устал, но идея потушить свет — вполне здравая», — подумала Лисса и ринулась за ребенком в ближайший боковой проем.
Они упали в углу, светляки тут же померкли и они обратились в слух. Сильнее всего пугало собственное сердце, которое, казалось, будто в колоколе билось в груди, отдаваясь в камень стен. Но вскоре и оно успокоилось, и даже рваное дыханье Арина, которое он пытался притушить плащом.
— Лисса, он ушел? — едва слышимым шепотом спросил мальчик ее на ухо, которое он на ощупь нашел, потыкавшись носом.
Нет, не ушел, потому как тут же, будто услышав, послышался звук приближающихся крадущихся шагов. Ближе. Еще ближе. Ага, пошел в сторону…
— Я знаю, что вы где-то здесь!
Да, слова прозвучали в отдалении, но эхо их принесло прямо к ним, напугав до колючих мурашек. Ребенок вздрогнул и вцепился Лиссе в плечи так, что они сразу начали неметь.
А потом опять шаги послышались ближе. И голос, набирающий уверенность:
— Ага, чую вас, чую! Вы эту свою гадость нацепляли на себя, так что не спрячетесь! — а это совсем близко… похоже уже из проема той комнаты, где они затаились.
Да, о ужас, слышно даже сопение, подкрадывающегося по их запаху оборотня. Лисса напряглась, не зная, что делать.
И тут вдруг Арин вскочил, и видно замахнувшись, с двух рук пустил по большому огненному шару в сторону приблизившимся страшным звукам. В следующий момент в свете летящего пламени стал виден ухмыляющийся… и тут же испуганный Сарр, потом его неловкое движение, чтоб уклониться… шипение, удар… темнота, следом многоголосый грохот, шум перекатывающихся камней и шелест мелких камешков. А потом их чем-то придавило… нет, это лишь тишина, утяжеленная теменью.
Когда всепоглощающий страх стал их отпускать понемногу, Арин, которого она, даже не подумав, вместе с собой запахнула с головой плащом, высунул руку и подкинул вверх светляка.
Первое, что они увидели, что Сарра больше нет, да и проема, в котором тот стоял, тоже, а вместо всего этого — лишь громадная куча камней, которая, выкатываясь из под самого потолка, расползлась от стены до стены. А им остались в углу жалкие пара саженей.
— И что теперь? — спросил мальчик, с ужасом глядя на это.
— Не знаю, милый… — а что она могла ребенку сказать, когда сама от охватившего ее страха, едва выговорила и эти-то слова…
И вот теперь она сидела и тихо плакала, боясь вытереть бежавшие по щекам слезы. Потому что на ее ногах калачиком, совсем уж привычно свернувшись у нее под плащом, спал бедный ребенок. А она вот не могла уснуть… давно. По крайней мере, ей так казалось.
Сколько они времени уже провели в этой каменной ловушке, осознать не получалось. Знала только, что еда, которую она собирала тогда, конечно еще в дорогу, закончилась совсем. Да и сколько ее там было? Небольшой сверток с кусками сыра и копченого окорока, немного хлеба да пяток яблок и груш. И вода во фляге едва плещется… Она же не знала, что их побег настолько плохо завершиться!
Так самое обидное, что там, в комнате, она есть совершенно не могла, а тут даже тошнота пропала! А она пыталась лишний кусок… да какое там, кусочек, Арину скормить, но он, слыша, как обиженно ворчит ее голодный живот, есть больше нее, отказывался. И теперь, уж неизвестно сколько времени, спит.
Нет, она и сама иногда поднималась через силу, и его уговаривала вставать, помня еще, что отец говорил о застоях в мышцах, и заставляла и себя, и ребенка немного размяться. Светляков зажигать она тоже ему не разрешала, пытаясь обходиться огарками свечей, благо, видно где-то под потолком все же проходил воздух и они не чувствовали пока удушья. Но, когда она пыталась с помощью той же свечи отыскать эту дырочку, и полезла осторожно по куче… в общем, аккуратно не получилось и камни стронулись под ней. Вот в том, что их опять не завалило, им, конечно, повезло, но от той малой территории, на которой они теперь существовали, куча в тот раз еще «откусила» с сажень, а потому больше лазить наверх Лисса не решилась.
А еще, их измучил холод. Несмотря на то, что мороза тут не было, но стылая промозглость подземелья, проникала везде, и уже даже ее плащ, подбитый лисицей и казавшийся до этого неимоверно теплым, сейчас не спасал. Да и сапоги на овчине, в которых она раньше целый день могла бродить по снегу, теперь казались не толще едва подбитых кожей туфлей.
Так что теперь, реви не реви, но что-то же все таки будет… наверное самое плохое. И она опять принималась жалеть, не себя конечно, а ребенка спящего у нее на коленях и того, что так и не родится. А следом неизменно приходила та мысль, которая ничего не изменит, но уж больно хотелось хотя бы представить, что могло бы быть — если б…
