— Мы разобрались, — уклонился Грязев. — Ошибка вышла. Они не хотели, так получилось.
Он подскочил к Сане, тяжело дыша в лицо, заговорил отрывисто:
— Хочешь, чтобы я поверил? Ошибка?.. Не надо лапшу на уши! Я не мальчик! Я два раза Гудермес брал! Ошибка! В гробу я видел! Предатели!
— Отставить разговоры! — вдруг прорычал мягкий и интеллигентный танцор. — Выполняй команду. Оружие — сдать! Поедешь к матери!
«Ковбой» шарахнул пистолет о землю, сделал несколько шагов в сторону и упал в траву. На сей раз лежал молча, не шевелясь, без всякой истерики. Загудевшие в фургоне голоса разом стихли…
— И ты выкладывай оружие, — успокоившись, проговорил Саня, толкая в бок Анатолия Ивановича. — Тоже поедешь к матери.
Снайпер вопросительно посмотрел на Головерова, дернул плечами.
— Ты же обещал, Глеб… В спецподразделение…
— Из моего рюкзака тоже достань и — в кучу.
— Ты же обещал…
— Обещал — сделаю! И найду, когда понадобится. Выполняй приказ!
Анатолий Иванович направился к «Москвичу», неторопясь открыл дверцу, подвинул ногой связанного и пришедшего в чувство водителя фургона и принялся выбрасывать рюкзаки на землю.
Головеров помог Грязеву втолкнуть забинтованную ногу в ботинок.
— С кем нас спутали?
— Ни с кем, — просто ответил Саня. — Получили приказ уничтожить группу чеченских террористов, перешедших ночью на территорию Краснодарского края.
— Так все-таки, с чеченцами?
— Нет, в приказе значилось, что все четверо — русские, могут выдавать себя за офицеров спецподразделения «Молния».
— Откуда у них такая информация? Слишком оперативно, — не поверил Глеб. — Ну, немного подшумели на границе… В остальном шли чисто. Что это за команда? — он показал головой на трассу.
— Команда — ерунда, сборная солянка. Спросил бы лучше, откуда приказ. А приказ — из нашей конторы, то бишь, из Москвы. Вот это оперативность!
— А они — не того? — Головеров снова кивнул на дорогу. — Не врут?
— Нет, не того… Почему и кинулись исполнять, более полусотни народу на ноги подняли. Трупы следовало доставить в Москву, как секретный груз.
— Уважают…
— Не то слово… Особенно зауважали, когда мы их группу захвата взяли в заложники. Только после этого пришло им в голову: чего это «чеченские террористы» не отстреливаются?
— Да, еще и пляшут под огнем! Умные, однако!.. Все равно не врублюсь, как вычислили. — Глеб закончил перевязку. — За нашим движением контроля не было, гарантия. Ни в Чечне, ни здесь.
Солдатики разоружались — выкладывали на траву оружие и боеприпасы, двигались нехотя и виновато. Головеров бросил в их сторону короткий взгляд, но Грязев заметил это, мотнул головой:
— Не они, исключено. Полагаю, спутник повесили, с системой слежения и идентификации объектов. Почему так оперативно Москва и сработала.
— Что сказать? Умеют и наши, когда захотят!
— Когда сильно захотят, — поправил Грязев. — И не наши…
— А чей конкретно был приказ? — вцепился Глеб.
— Вот это нам и предстоит выяснить. Полковник Сыч там уже ищет, но никаких концов. Так что работа у нас в Москве будет…
Саня отбил чечетку, посмотрел на ботинки.
— Ничего, дойдем до Берлина, как говаривали в старину!
Головеров посмотрел в небо, ощутил на себе чужой пристальный взгляд и натянул до глаз вязаный подшлемник. Тем временем Анатолий Иванович украдкой огладил, обласкал рукой собранный «винторез», затем демонстративно вставил его в фаркоп грузовика и налег всем телом, пытаясь загнуть вязкую, но прочную сталь ствола…
* * *
К своему дому Глеб подходил без всякой осторожности, напрямую, глядя вперед, а не по сторонам, как полагалось бы. С улицы посмотрел на свои окна — зашторено, ни щелочки…
На двери подъезда оказался новый кодовый замок, в общем-то, пустяк для опытных глаз и рук, однако провозился с ним минуту, внезапно ощутив волнение. На площадке и лестнице сделали ремонт в его отсутствие, сменили колер стен и вроде бы запах стал другой… Он остановился перед дверью «мягкой игрушки» и тоже не узнал ее — стальная, с сейфовым замком и кнопки звонка вообще нет, что и удержало его от немедленного визита. Да и час был неподходящий — пять вечера…
Глеб поднялся на второй этаж и самоуверенно хмыкнул: судя по всему, юный участковый не занял квартиру и не прописался. Иначе бы сменил замки. В передней было все так, как оставлял — чисто, прибрано, только все покрыто слоем пыли. Но не взирая на нее, он все-таки прошел на цыпочках, заглянул в комнату, потом на кухню — пусто. И пусто было все эти два года, никто здесь не жил, не передвигал предметов, не убирался и потому вездесущая пыль лежала даже на ручках водопроводного крана.
Он раздвинул шторы — стекла пропыленные, в потеках, так что весь мир за окном живет словно в сумерках.
А ведь оставлял ключи «кукле Барби». Почему она не захотела жить здесь, рядом со своей фабрикой и с «мягкой игрушкой»?..
Головеров побродил по квартире, заглянул в каждый угол, все еще тешась подспудно мыслью, что дома кто-то должен быть, но так никого и не обнаружив, лег на диван. Внизу тоже была полная тишина…
Почему говорят, что домой всегда короче дорога и хорошо возвращаться?.. Вот если бы дверь ему открыла «кукла» в красном шелковом халате, и не было бы пыльного покрывала, а с кухни пахнуло пусть обыкновенными щами или просто теплом от плиты. Если бы, если бы…
Он вскочил, намереваясь немедленно бежать на первый этаж, но увидел себя в зеркале — модная небритость, тесноватый китайский спортивный костюм, купленный Сычем в Ростове наспех и по дешевке: через каждые четыре шага брюки сползают, так что хоть в руках носи, — серая футболка… В таком виде зеки освобождаются из заключения, только бы дотянуть до дома… Он порылся в шкафу, одновременно выпутываясь из одежды, нарядился в единственный серый костюм и малиновую водолазку, причесал волосы.
И все равно вид обозленного, неряшливого человека, только что влезшего в одежду с чуждого плеча.
Глеб зашел в ванную, размочил пересохший кусок мыла, кое-как взбил пену, и, намылив щетину, стал бриться. Хваленый разовый «жиллет», сохранившийся еще с последнего раза, когда был дома, скрипел и елозил по щекам, оставляя огрехи. Вплотную приблизившись к зеркалу, он рассмотрел две глубокие, напоминающие шрамы, складки, перечеркивающие щеки сверху вниз, их точно не было никогда. Ямка на подбородке тоже углубилась, и бритва не доставала дна…
Кое-как содрав с лица проволочную щетину, он умылся и еще раз полюбовался на себя в большое зеркало.
