Помилуй души верные, укрой и сохрани,Спаси от всякой скверны во все земные дни.Когда ж настанет время, когда наступит срок,Сними с них жизни бремя, прими их в Свой чертог[39].
Когда он запел вторую строфу, зал опять беспокойно загудел. Председатель что-то прошептал, прокурор передал дежурному полицейскому офицеру записку.
А маленький горбун ни на что не обращал внимания. Взгляд его был устремлен к потолку зала. И он выкрикнул, экстатически отрешенным голосом:
– Я иду!
Он вскинул руки, оттолкнулся ногами от скамьи, хотел взлететь…
И неловко упал между впереди сидящими свидетелями, которые испуганно отпрянули в сторону, скатился на пол в проход…
– Уберите его! – властно распорядился председатель, в зале опять воцарился невообразимый шум. – Пусть проведут медицинское освидетельствование!
Ульриха Хефке вывели из зала.
– Как видите, семейство преступников и безумцев, – подытожил председатель. – Что ж, мы позаботимся о его истреблении.
И он бросил грозный взгляд на Отто Квангеля, который, поддерживая брюки, все еще смотрел в сторону дверей, за которыми исчез шурин.
Конечно, они позаботились об истреблении маленького Ульриха Хефке. Ни физически, ни умственно он был недостоин жить, и после недолгого пребывания в сумасшедшем доме инъекция помогла ему и вправду распрощаться с этим злобным светом.
Глава 65
Судебное разбирательство. Защитник
Защитник Анны Квангель, седой озабоченный господин средних лет, который в минуты самозабвения так любил поковырять в носу и имел весьма еврейскую наружность (однако «уличить» его было невозможно, поскольку бумаги у него были «чисто арийские»), – этот господин, ex offizio[40] назначенный адвокатом Анны, поднялся, чтобы произнести защитительную речь.
Он заявил, что, к превеликому сожалению, вынужден выступить в отсутствие своей подзащитной. Конечно, ее выпады против таких испытанных учреждений партии, как СА и СС, весьма прискорбны…
Возглас прокурора:
– Преступны!
Разумеется, он согласен с прокурором, подобные выпады в высшей степени преступны. Однако же происшествие с братом его подзащитной показывает, что ее нельзя считать полностью вменяемой. Эпизод с Ульрихом Хефке, безусловно еще не изгладившийся из памяти высокого суда, доказал, что семья Хефке отличается религиозной одержимостью. И, никоим образом не имея намерения предвосхищать заключение медицинской экспертизы, он, пожалуй, вправе предположить, что речь идет о шизофрении, а поскольку шизофрения – заболевание наследственное…
Здесь седого защитника второй раз прервал прокурор, который обратился к судебной коллегии с ходатайством призвать защитника говорить по существу дела.
Председатель Файслер призвал адвоката говорить по существу дела.
Адвокат заметил, что он и говорит по существу дела.
Нет, отнюдь не по существу. Речь идет о государственной измене и измене родине, а не о шизофрении и сумасшествии.
Адвокат снова возразил: коль скоро господин прокурор вправе доказывать нравственную ущербность его подзащитной, то сам он вправе говорить о шизофрении. И ходатайствует об этом перед судом.
Суд удалился для принятия решения по ходатайству защитника. Затем председатель Файслер провозгласил:
– Ни в ходе предварительного следствия, ни на сегодняшнем слушании у Анны Квангель не замечено никаких признаков умственного помешательства. Эпизод с ее братом Ульрихом Хефке привлекать в качестве доказательства нельзя, поскольку судебно-медицинское заключение касательно свидетеля Хефке пока что отсутствует. Вполне возможно, Ульрих Хефке опасный симулянт, который просто хотел помочь своей сестре. Защита обязана придерживаться фактов государственной измены и измены родине, каковые выявлены в ходе сегодняшнего разбирательства…
Победоносный взгляд шавки-прокурора на озабоченного адвоката.
И печальный ответный взгляд адвоката.
– Коль скоро высокий суд, – снова начал адвокат Анны Квангель, – запрещает мне ссылаться на психическое состояние моей подзащитной, я опущу все пункты, говорящие о неполной вменяемости: ее ругань по адресу мужа после смерти сына, ее странное, почти неадекватное поведение у супруги оберштурмбаннфюрера…
