– Я предполагаю, что русские совершили это сами. Чтобы обвинить в этом миротворцев. Как я и сказал, это провокация.
Ведущая-женщина засмеялась, и режиссер мгновенно перекинул показ на ту камеру, которая была нацелена именно на нее. Смех был нехороший: визгливый, больной. Ведущей было далеко за сорок: у нее было волевое лицо умного, зрелого человека и хорошая строгая прическа. Немного слишком яркая косметика, но на телевидении так принято: она не полевой журналист. Через несколько секунд больной, горький смех женщины был поддержан сначала одним мужским голосом, потом вторым, потом несколькими сразу. Повинуясь мгновенной команде сообразительного режиссера, техник за пультом дал общий план студии: оскалившиеся в смехе лица журналистов и персонала. Слезы на грубом мужском лице технаря: читающееся по его губам несложное ругательство. Кто-то закрывается руками; кто-то начинает уже не смеяться, а почти выть. Потом в кадр снова пошла трансляция из Брюсселя, кривая усмешка на всем знакомом лице.
– Если бы вы находились прямо здесь, в нашей студии, я бы дала вам пощечину, – очень отчетливо произнесла женщина. – Я надеюсь, русские вас повесят.
– Что?
– Что слышал, свинья.
В студии еще продолжали истерично посмеиваться несколько человек. Брюссель отключился.
– Ну, мне кажется, что это конец. Вообще конец.
Как ни странно, мужчина-ведущий не сказал ничего: только пожевал губами.
– Какое же счастье, что у нас нашлись и Эберт, и Рохау, и канцлер Барш. Какое же облегчение, что наши мальчики перестали гибнуть и вернулись домой. Какое же горе, что экс-канцлер пошла на поводу у этих… Если бы мы участвовали во всем этом и сейчас, участвовали снова – нашей стране уже никогда было бы не отмыться.
– Мы участвовали, Петра.
– Мой бог, я знаю. Но мы ушли оттуда. Слишком поздно, но мы ушли. И сейчас, когда русские по-мясницки разделывают остатки Восточной и Центральной Европы, что мы должны думать об этом всем?
– Что нас стравили.
Женщина вновь засмеялась, тем же больным голосом.
– Итак, давайте подведем итоги. Давайте. Промежуточные, на конец января 2014-го. Но все равно итоги. Еще раз вспомним все вместе. Начиная примерно с 1999 года во всем мире велась серьезная, планомерная пиар-кампания по дискредитации Российской Федерации. Пиками ее стали четыре момента. Убийство русскими террористами популярнейшего вице-канцлера Германии Филиппа Реслера. Нападение уже мусульманских террористов на русскую атомную станцию, продемонстрировавшее всему миру пренебрежение ими мерами безопасности. Гибель очередной русской атомной субмарины, в которой они посмели обвинить не себя самих, а кого-то другого – какие-то неизвестные, мифические подводные лодки, которые они якобы сумели засечь в своих территориальных водах… И наконец, неспровоцированное нападение русских войск на граничащую с ними мирную, демократическую страну! Ужас какой! Мы с вами, сотрудники DPA, в этой кампании активно и искренне участвовали, кстати говоря…
Светловолосая немолодая женщина с яркими губами на секунду приостановила свой монолог, перевела взгляд с камеры на своего напарника, а затем вернула его назад – прямо на оцепеневших зрителей.
– А потом вдруг выяснилось, что все это время мир активно готовился к войне. И что Реслера убили по приказу мелкой фигуры из посольства США в Германии. Наш с вами защитник, полицейский Карл Эберт, мир его праху, взял потом эту фигуру живой и выдавил из нее показания… О том, откуда у этой фигуры такие идеи… И да, также выяснилось, что отбитое охраной нападение на русскую атомную станцию на самом деле было инспирировано зарубежными эмиссарами, вхожими в архив МАГАТЭ, – Международного агентства по атомной энергии. Взятый в этот раз не нами, а русскими террорист-горец дал массу интересных показаний! Даже мне интересных, неспециалисту. А потом французы выяснили, что и дата нападения на русскую энергостанцию, и дата и даже название взорвавшейся русской субмарины… Что они были отлично известны некоторым европейским политикам еще за несколько месяцев до того, как русские напали на своих соседей. На кого, кстати? Мы все это уже позабыли, правда? Нам было не до того. А если бы «Свобода России» увенчалась полным успехом, как этого ожидал весь мир, то и не вспомнили бы… Хотя не факт. Хотя, может быть, было бы ровно наоборот. Все это обросло бы деталями, показаниями, воспоминаниями очевидцев, интересными зрителям подробностями. Лично мне стыдно… Боже, как мне стыдно…
Пауза была секунд в пять. Дорогая по любым меркам. Неловкая.
– Как мы сейчас знаем, война началась не просто так. Как мы сейчас понимаем, Петра, нам очень и очень повезло в том, что мы столь радикально отказались участвовать в этом безумии. Поздно, но отказались. Позже Франции и Греции. Раньше Венгрии, Кореи и Финляндии.
– И не так, как Япония и Турция.
– Совершенно верно, не так.
Рейтинг у передачи был сумасшедшим: застывшие перед своими экранами миллионы зрителей смотрели сейчас на ведущих внимательно, пристально, не отрываясь. Ни от кого не укрылось, как те содрогнулись. Япония и Турция вывели свои войска с территории России очень и очень поспешно. На фоне происходящего у них дома фронтовые потери не имели большого значения. Даже потопление набитого эвакуируемыми войсками вертолетоносца «Хьюга» на выходе из акватории владивостокского порта осталось почти без комментариев – хотя это был крупнейший боевой корабль, потерянный «миротворцами» с начала боевых действий. В десять раз больше германского «Людвигсхафена». Вдвое – любого из трех потопленных за эти месяцы в двух океанах американских эскадренных миноносцев. 9 января русские наконец-то объявили о том, что приняли вынужденное решение о применении ядерного оружия в отношении двух конкретных стран-агрессоров, войска которых находятся на их территории. И через полный ужаса для всего мира час – назвали Турцию и Японию. По два города в каждой из этих двух стран. Хиросима и Нагасаки. Анкара и Измир.
Было ясно, что генерал Лосев и говоривший его устами русский лидер рисковали не просто сильно, а смертельно. За этот час США и Великобритания могли нанести по России массированный ядерный удар всей мощью своих арсеналов и получить если и не симметричный, то в любом случае смертельный ответ. Но странно сказать, у русских были преимущества. Фронт проходил уже по самому центру Европы. От оказавшей русским и их союзникам серьезное сопротивление Польши уже почти ничего не осталось. И ни ей, ни легко захваченным ими прибалтийским и южнославянским государствам было уже не помочь. Народы Болгарии и Румынии пытались разыграть старую карту с низложением своих правительств и переходом на сторону сильнейшей стороны – в этот раз не вышло. Восставший народ, десятки тысяч «братьев-славян», встречающих русские танки цветами, захлебывающиеся от показного энтузиазма толпы, и вместо ожидаемого братания – мгновенные и тяжелые репрессии. Сотни арестованных политиков и журналистов, борцов за права человека, авторов учебников по новой истории и популяризаторов борьбы с русским варварством. Использование остатков их Вооруженных сил в качестве натурального пушечного мяса. Формирование новых правительств пусть из местных граждан, но на условиях полной, безоговорочной лояльности. Начинать атомную войну ради них, и даже ради Чехии и Хорватии, продолжающих совершенно одновременно сражаться, умоляя США о помощи, и вести с русскими унизительные переговоры, – просто не имело смысла. Было понятно, что все они обречены. Да, применение ядерного и химического оружия могло стабилизировать фронт еще до того, как русские выйдут на границы Австрии и Италии – но это абсолютно гарантировало то, что текущий раскол между США и Европой превратится в уже вечную вражду.
