Тело выгнулось. Не из-за боли, а от неожиданности, потому что это напоминало не нападение, а ласку. Клыки нежно и осторожно проникли сквозь слои плоти, пока я не почувствовала его губы, и он начал втягивать в себя кровь. До того момента я верила, вернее, надеялась, что в нем еще осталось что-то от того Николая, которого я знаю. Но я ошиблась. Первый глоток сопровождался низким рычанием, и оно отдалось у меня в животе. Я закрыла глаза, чтобы не видеть торжествующую ухмылку Селесты. Схватила Николая за плечо в поисках опоры. Нужно оттолкнуть его. Нужно сопротивляться. Но я больше не могла. У меня не хватало ни сил, ни желания, и, к моему ужасу, часть меня хотела, чтобы он испил моей крови. Я хотела почувствовать его губы на своей коже. Хотела, чтобы он помнил меня, когда меня не станет. По телу разлилось тепло, когда он обхватил меня за талию и притянул к себе еще крепче. Моя грудь упиралась в его, и я надеялась, что кожа и клепки не позволят ему почувствовать, что эти объятия вызывают во мне. Это все яд стригоев. Он делал жертв слабовольными и покорными. Но он меня не хотел, хотя его властная хватка и жадность ощущались желанием. Эта мысль привела меня в чувство.
– Николай, – прошептала я так тихо, что Селеста, надеюсь, меня не услышала. – Борись. Это не ты.
У меня оставалось всего несколько секунд. Он выпил слишком много, а мое тело получило слишком много травм, чтобы выжить. Перед глазами заплясали звезды. Чей-то голос что-то прошептал мне на ухо. А потом я увидела Кирилла. Он улыбнулся и протянул мне руку. Моя душа оторвалась от тела, которое неподвижно лежало на руках Николая, и меня затопило безграничное облегчение. В этой жизни моя битва окончена. Я отправлюсь в страну вечного лета. Последним, что я услышала, стал смех Селесты, а затем она захлопала в ладоши.
– Пей, Николай, пей, – ворковала ведьма. Мое тело упало обратно на землю. Меня пронзили волны боли. Душа попыталась разорвать последнюю связь, но у нее не получилось. Я вскинула глаза. Почему он остановился?
Плавным движением Николай достал что-то из нагрудного кармана рубашки. Что-то яркое сверкнуло в лучах солнца. Сердце души Селесты. Я узнала его. И она тоже узнала, потому что ахнула. Со сверхъестественной скоростью стригоя он схватил Селесту за горло. Смех оборвался, когда он вонзил иглу в ее лоб и одновременно разорвал горло клыками. Черная кровь хлынула наружу, и ведьма рухнула на землю рядом со мной, как марионетка, которой перерезали ниточки. Распахнутый рот застыл в крике. Из него поднялась вязкая серая масса и сформировалась в фигуру. Со всех сторон раздался многоголосый, полный ужаса вздох.
Меня ослепил яркий свет, и я зажмурилась, когда жар-птица приземлилась прямо рядом с моей головой и изменила облик.
– Как мне поступить, дитя мое? – спросила меня Великая Богиня. Я не знала, увидели ли ее все вокруг или только я. Время замерло. – Пусть эта душа умрет навсегда или получит шанс измениться?
Она должна умереть, страдать, гореть. Во всех чистилищах, которые только можно себе представить. Мне хотелось выкрикнуть эти слова Богине в лицо. Но я замешкалась. Если бы она задала этот вопрос одной из матерей, ребенка которой сожгла Эстера, что бы ответила та женщина? Она бы велела убить мою душу навсегда. Меня бы не было сейчас здесь. Я снова почувствовала его руки на своем теле. Его яд начал исцелять мои раны. Нексор и Селеста мертвы. Я победила. Не в одиночку, а с помощью друзей и членов семьи. Битва окончена. Разве такое возможно? Фигуру Богини окружал мерцающий свет.
– Зачем ты нас так наказала? – спросила я. – И поправь меня, если я ошибаюсь, но кара Нексора оказалась самой суровой, а он ее не заслуживал.
Богиня склонила голову и виновато улыбнулась.
– Вила была моей дочерью. – Я моргнула, не уверенная, что правильно ее поняла. – А ее отец – человеком. – У нее вырвался тихий звук, полный сожаления. – Я очень любила этого мужчину, но он был смертным и зачал мне дочь, чьи силы оказались невероятными, но выросла она чудовищем. Вила убивала из чистой ярости, потому что я не забрала ее к себе. Но она родилась смертной и так и не простила меня за это.
– Вила была твоей дочерью? Поэтому она носила семиконечную звезду? – Знак, связывающий миры и времена. По телу разбежались мурашки. – Но тогда я…
Богиня кивнула и улыбнулась.
– Ты тоже дитя богов. В тебе душа Вилы возродилась в пятнадцатый раз, и каждый раз я надеялась, что моя дочь сможет исправить те беды, которые принесла в этот мир.
– Значит, мы всегда были лишь инструментами в твоих руках? – возмутилась я. – Разве ты не могла что-то сделать?
Она покачала головой.
– Нет, – изумленно произнесла Богиня, как будто мы говорили о чем-то из области невозможного. – Это ваш мир. Ваш жизненный цикл. Вы должны завершать его сами.
– С душой Нексора все в порядке? – спросила я. – Он счастлив?
На глаза навернулись слезы, и я почувствовала, как Николай крепче прижал меня к себе. Видел ли он то, что видела я? «Я здесь, – словно говорили его прикосновения. – И я останусь». Мое сердце переполняла любовь. Он вернулся и спас нас. В этой жизни мы полностью принадлежали друг другу.
– С ним все в порядке, – ответила Богиня на мой вопрос. – Его душа восстанавливается, и однажды он сможет вернуться. Возможно, к тебе или к кому-то другому. Он ничего не вспомнит, но его душа многому научилась.
Она говорила так, будто это ее заслуга, а я постаралась не слишком злиться. В конце концов, она ведь Богиня.
– Забери ее с собой, – твердо сказала я. – Пусть душа Селесты отправится в страну вечного лета, и когда-нибудь у нее тоже появится шанс искупить свою вину. Сделать мир лучше.
На лице Богини расцвела гордая улыбка.
– Хорошее решение.
Она снова перевоплотилась в птицу. А потом поднялась в воздух, и казалось, ее золотое оперение засияло еще ярче и сильнее, чем прежде. Серая душа Селесты цеплялась за радужный хвост. Когда птица пролетела над полем боя и сделала петлю в воздухе, шум битвы утих окончательно. Великая Богиня открылась своему народу. Один за другим каждый боец преклонял колени и склонял голову. Богиня сделала большой круг, а затем устремилась к солнцу, и колокол Караймана окончательно смолк. Вместо него разразилось оглушительное ликование.
Кто-то выстрелил огненным шаром в безжизненное тело королевы, и ее останки сгорели дотла. Николай