оправдание для царицы? Она приняла власть. И должна заботиться о своих подданных. Ведь так?
Но каким образом?..
Теплая, теплая, теплая…
А ведь на самом деле Злата знала путь и способ. Яша показал ей его. Научил. Всего лишь бескорыстно обнять.
Как обнять всех сразу?
– Злата…
Кажется, родители пытались что-то говорить. Она видела, как шевелятся их губы, но могла разобрать только собственное имя.
Зачем они дали ей такое имя? В детстве Демьян звал ее Огоньком за цвет волос. И ее природный дар – огонь. Сколько свечей истаяло на тумбочке у кровати за ее пока еще совсем недолгую жизнь? Злате казалось, что их тепло наполняет ее. Так неужели у нее не набралось его достаточно и не найдется теперь немного, чтобы поделиться со своими подданными? Как Яша поделился им с нею просто так, не имея ни сил, ни способностей. А значит, наверное, дело было вовсе не в этом.
Злата встала с трона. Нашла Якова и встретилась с ним взглядом. Он выглядел напуганным. И подумалось, что он тоже не понимает. Никто не понимает. Неужели теперь она обречена на то, чтобы нести эту ношу одной? Об этом трон Нави? Об одиночестве? Поэтому папа и Демьян так сильно не хотели, чтобы на нем сидела она?
Но ведь те, кто сейчас за стенами замка молил ее о крупице тепла, тоже невыносимо страдали от одиночества. Почему она их слышит, а папа – нет? И раз уж всё сложилось как сложилось…
Злата закрыла глаза. Заставила себя вспомнить всё, что чувствовала под заклятьем и сразу после его снятия. И испытать не жалость, а сострадание к тем, кто сейчас молил о помощи. И она нашла в себе тот уголек, что дал ей Яков и что горел в ней нынче ровно и согревающе. И собственный огонь, который был внутри нее всегда. А потом подумала и отыскала еще: любовь папы и мамы. И Демьяна. И даже Бонни и Клайда. Мелькнула мысль, что когда Юля станет частью их семьи, то и она будет любить ее. Злата вспомнила их совместный семейный ужин перед Новым годом. И все остальные. Всё, что сказал ей Яша в ее покоях здесь, в замке. И свое детство. И папин кофе по утрам. И мамины поцелуи на ночь. И ее объятия. И шутки, и поддержку брата.
Ее всегда окружало столько любви. У нее была семья. Яков сказал, что она не одна. И он был прав. Ей было на что опереться. А теперь у нее была и сила.
Магия есть намерение, помноженное на чувство и силу.
Злата собрала внутри себя в тугой комок всю мощь, что дала ей Навь, и в самый центр его положила всю любовь, что сумела найти, точно зная: от того, что она поделится ею с другими, у нее самой ее меньше не станет. А потом позволила этому взорваться.
Злата не могла видеть себя со стороны. А для невольных свидетелей это выглядело так, словно она воссияла будто солнце, и сияние ее пролилось далеко за пределы замка, и впервые за историю этого мира в нем стало светло.
Старичок, которого всё еще держала за руку Юля, перестал вырываться. Теперь он в изумлении смотрел на нежданное светило и вдруг понял, что знает, как его зовут. Юля заплакала. Ей показалось, будто бабушка гладит ее по голове и говорит, что не держит на нее зла, любит ее, верит в нее и гордится ею, и просит прощения за то, что не смогла сделать это при жизни. Зверь Демьяна заскулил, стал меньше и уполз вглубь. Евдокия тоже плакала и ничего не могла с собой поделать. То, что она испытала сейчас, было болезненным, обжигающим, словно рана на ее спине открылась и кто-то приложил к ней ладонь, но лишь затем, чтобы исцелить и чтобы в этот раз всё зажило без шрамов. Яков не мог отвести глаз от Златы. Ему чудилось, будто он идет по родному лесу, подставляя лицо солнцу, пробивающемуся сквозь кроны деревьев, и точно знает, что совсем скоро увидит отчий дом.
Кощей с Василисой, всё еще поддерживая друг друга, неотрывно смотрели на дочь.
А мир за окном потихоньку успокаивался. Он свернулся довольной сытой кошкой и заснул, убаюканный теплой, ласковой рукой своей новой хозяйки.
* * *
Юле показалось, что обратно по зазеркалью они добирались вечность. Вел их путевой клубок, за ним шли Василиса с Кощеем, следом она, Евдокия, Демьян и старичок, неожиданно успокоившийся достаточно, чтобы можно было просто вести его за руку. Позади всех брели Злата с Яковом. Держалась их группа плотно, то ли боясь потеряться, то ли просто до сих пор пытаясь отойти от случившегося и подсознательно ища поддержки друг у друга. Двигались медленно. Что Кощею, что Якову идти явно было тяжело, да и Злата, кажется, чувствовала себя не очень хорошо. Все молчали. И Демьян молчал. И Юле чудилось, что она попала в открытый космос, где нет ни единого звука, и еще чуть-чуть, и она полетит словно в невесомости. Ей это нравилось. После всего и хотелось тишины да покоя, и можно было просто идти, ни о чем не думать и вспоминать ощущения, что она пережила в тронном зале. Теперь всё стало понятно и легко.
Легко принять тот факт, что она предала Демьяна и его семью, и из-за нее их всех едва не убили, и что ей больше не место среди этих людей. Юля шла и безостановочно гладила обручальное кольцо на пальце. Она знала, что должна сделать, и теперь относилась к этому спокойно. Она очень любила Демьяна. Но если раньше любовь эта ей самой напоминала тайфун, то теперь в ней появилось созидательное начало. И теперь она готова была по-настоящему позаботиться о нем. Демьян дал ей так много. Прекрасные двенадцать лет и невероятные полгода вместе. Теперь нужно было отпустить. И возможно, тогда однажды он простит ее. Сейчас Юля действительно была готова это сделать. Она почти слышала голос бабушки, говорящий, что она молодец. Всегда была молодец. И что задуманное – верно.
Юля сохранила эту уверенность и тогда, когда они вышли из зеркала в кабинет Кощея.
– Нам всем нужно отдохнуть, – сказала Василиса Петровна, оглядев их группу. – Злата, проводи Якова в твою комнату. Евдокия, у нас есть гостевая спальня, можешь пока расположиться в ней, а позже мы отведем тебя, куда ты скажешь. А этот мужчина…
– Нужно позвонить Соколу, – прохрипел Кощей. – Полагаю, это по его части. Пусть забирает.
Он поморщился и огляделся то ли в поисках телефона, то ли того, на что можно сесть.
– Я позвоню, – успокоила его Василиса. – Тебе тоже нужно отдохнуть. И еще согреться. Юля, вы не могли бы сделать нам всем чаю? Может быть, с мятой и душицей? Демьян знает, где что лежит. Он покажет. Демьян, пожалуйста.
Демьян кивнул, развернулся и вышел из кабинета. Юля последовала за ним. В тишине они спустились на кухню. Пока Юля ставила греться воду, Демьян достал из шкафчиков всё необходимое, аккуратно расставил на столе в одну ровную линию, а потом сел на стул и замер, уставившись в точку. Наверное, не знал, что и как ей сказать. Наверное, вообще не хотел с ней разговаривать. В любом случае Юля была благодарна ему за молчание. Всё было понятно и без слов.
Она дождалась, когда закипит вода. Заварила в большом чайнике чай, добавив в него листья малины и те, что достал Демьян. Положила меда в розочку. Взяла семь чашек – восьмая осталась сиротливо висеть на подставке – и составила их на поднос. На него же положила чайные ложечки. Теперь Демьяну останется только разлить чай. Как попросить прощения у Константина Иосифовича, Василисы Петровны, Златы и Якова, она придумает чуть позже. Может быть, напишет письмо…
Юля развернулась и подошла к Демьяну. Взглянула на него в последний раз, стараясь запомнить каждую мелочь. А потом стянула с пальца обручальное кольцо и положила на стол рядом с ним. И в тишине вышла из кухни. Ей оставалось только миновать коридор, выйти из этого дома и закрыть за собой дверь. И больше никогда не увидеть никого из них. И это было
