нашем повествовании. См. комментарий 10). Именно здесь от ожогов, полученных в результате пожара, начавшегося во время вылазки, сделанной неверными из Триполи, и умер его легендарный дед, граф Тулузы и маркиз Прованса, Раймунд де Сен-Жилль, Раймунд Четвёртый Тулузский, иначе называемый Раймундом Первым Триполисским.
Он скончался в феврале 1105-го. Формально граф никогда не владел столицей основанного им государства, так как Триполи пал только спустя четыре года, захваченный общими силами, в которые входили и дружины Сен-Жилля, и войска короля Иерусалима, и контингент рыцарей вездесущего Танкреда.
В ту пору во Франции, в Тулузе, в вотчине славного пилигрима Раймунда, правил его бастард, именем (ну неизобретательны они были!) Бертран. Самое удивительное, что он, рождённый в законном браке (в отличие от сына Альфонсо-Журдена, также Бертрана), сделался бастардом в результате того, что брак его отца и матери был признан недействительным из-за близости родства и аннулирован.
Истинная причина заключалась конечно же не в этом. (А то, когда сватались, о родословной ничего не знали?!) Тем не менее тот Бертран так и остался незаконнорождённым. Он правил в Тулузе все десять лет, что его пожилой родитель геройствовал во имя Божие. Однако, услыхав о рождении законного наследника, бароны Лангедока решили... «обменять» своего графа Бертрана на недавно отнятого от груди Альфонсо-Журдена, последнего (и, по-видимому, единственного, которому удалось уцелеть) из детей Эммы, супруги, сопровождавшей мужа во время легендарного Первого похода.
Умнее и, главное, ловчее ничего и не придумаешь: пока дитя вырастет, то есть ещё лет этак пятнадцать, а то и больше, можно не опасаться его своеволия. Бертран же привёз с собой на Восток сына, Понтия. Последний и являлся отцом правившего в Триполи в описываемую нами эпоху Раймунда Второго. Таким образом, получалось, что если сам Альфонсо-Журден и мог оспаривать права внука своего сводного брата, то у теперешнего Бертрана шансов было немного.
Комментарий 10
Когда Бертран, незаконнорождённый сын Раймунда де Сен-Жилля, пожаловал в Левант, родственник и регент, Гвильом-Журден, нанёсший ряд поражений сарацинам, воспротивился бастарду и, дабы преградить тому дорогу к трону не завоёванного пока Триполи, призвал на помощь Танкреда. Бертран, чтобы трон этот получить, — короля Бальдуэна Первого. Дело было в июне 1109 г.. Оба властителя Утремера — один с юга, другой с севера — явились на зов.
Надо сказать, что при Танкреде королевство Иерусалимское, несмотря на почти постоянные победы над неверными, если и не уступало, то, по крайней мере, не превосходило силами княжество норманнов в Антиохии. Однако Танкред и Бальдуэн Первый между собой воевать не стали, они пришли к выводу, что раз уж всё так удачно собрались под стенами Триполи, то не худо бы захватить этот самый город, а уж потом решать, кому в нём властвовать. Сказано — сделано, 12 июля 1109 г. Триполи стал христианским и оставался таковым на протяжении следующих ста восьмидесяти лет.
Тогда земли и разделили, Гвильом-Журден получил Тортосу и сделался вассалом антиохийских князей, Бертрану отдали Триполи, и он признал сюзеренитет Иерусалимской короны. По смерти Гвильома-Журдена графство Триполи вновь объединилось под властью одного человека. В 1112 г. скончался и Бертран, и престол занял его сын, Понтий, который, как нам понятно, уже никаким бастардом не являлся.
Казалось бы, на сём можно было бы и поставить точку, однако, как это ни удивительно, спустя почти сорок лет сыскался в роду властителей Тулузы и Лангедока и ещё один незаконнорождённый претендент на корону Триполи. Несмотря на возможную путаницу с именами, приходится лишь развести руками — ну что тут поделаешь? — и он оказался Бертраном! Единственное, что мы можем сделать, это только начать величать его нашим Бертраном (См. комментарий 9).
Однако наш Бертран, нынешний сиятельный бастард из Тулузы, не учёл одного факта, первым крестоносцам удалось так прославить свои имена не только силой и доблестью оружия, но и почти бескомпромиссной завоевательной политикой, которую они проводили по отношению к соседям. Возможно, получалось так ещё и потому, что, как мы уже отмечали, власть в только что обретённых землях принадлежала тем, кому она досталась не по наследству, а по праву сильного. И уж во всяком случае пилигримы Первого похода, принимая свои решения, не оглядывались ни на жён, ни на матерей, ни на сестёр.
Комментарий 11
Более чем за полвека до описываемых событий, в начале своего правления базилевс Алексей Комнин, страшно нуждавшийся в деньгах для укрепления войска, пошёл на очень рискованную и непопулярную меру. Он приказал своим логофетам выпустить «новые» безанты. Новизна эта только лишний раз доказывала, что всё новое — хорошо забытое старое.
Безант, как и большинство его «собратьев», монет золотой чеканки, потомок древнеримского золотого денария. Преемник великого реформатора Юлия Цезаря, Цезарь Август установил чёткую пропорцию между золотыми и серебряными монетами: из одного фунта золота чеканили сорок два золотых, а из такого же веса серебра — восемьдесят четыре серебряных денария. Поскольку за один золотой полагалось давать двадцать пять денариев, получалось, что соотношение золота к серебру поддерживалось на уровне двенадцать с половиной к одному.
На протяжении своей многовековой жизни древнеримский золотой пережил немало потрясений, однако даже в самые лучшие времена он так или иначе неизменно делался более «худым». Содержание золота в солидах императора Константина Великого в начале IV века равнялось 1/72 фунта. Однако они, известные также под названием безантов, до XIII века служили основной расчётной единицей как в самой Византии, так в Западной Европе и на Ближнем Востоке.
Здесь, правда, мощную конкуренцию ему составляли динары халифов, особенно каирских. Правда, они к концу XII века «опустились» до половинного уровня прежнего содержания золота 1/144 фунта), а дирхемы (наследники древнегреческой драхмы) до 1/218.
Ходили в те времена также европейские денье (потомки древнеримского серебряного денария), серебряные дукаты короля Сицилии Рутгера Второго и с 1075 по 1085 год тари (четверть золотого), выпускаемые Робертом Гвискаром, отцом Боэмунда Первого.
Среди стран Западной Европы, одними из первых наладивших производство золотой монеты, необходимо упомянуть Португалию, где при первом короле, Афонсо Завоевателе (Afonso Conquistador, 1139—1185), чеканился мораведис — копия золотого Альморавидов, на котором арабская вязь была заменена надписями на латыни.
С 1188 г. римский Сенат начал производство серебряных денье, где изображались фигуры святых Петра и Павла и в подражание древним стояла надпись Senatus Populus Q.R. На севере Италии также чеканили различную серебряную монету, в первую очередь, конечно, преуспели в этом богатые города, такие, как Флоренция, Генуя и Венеция,
