– Прощай, мой дорогой господин. Со временем я действительно полюбила тебя всем сердцем. Я думаю, что тебе следует это знать. Если ты когда-то в этом сомневался.
Я любила рыцаря, не знавшего себе равных в доблести. А он любил меня.
В голове моей мелькнула мысль, которая испугала меня и унесла через годы назад, в прошлое. Так все-таки Нед или Томас был тем самым бесстрашным, одаренным рыцарем, которого я любила по-настоящему?
Конечно, я любила их обоих. И оба любили меня.
Так что жизнь моя была благословенна. Дважды благословенна.
А потом под влиянием спокойного величия часовни Святой Троицы, с ее ароматом ладана и статуями святых, в голову мне пришла еще одна мысль. Где я прикажу похоронить себя, когда дни моего земного существования подойдут к концу? Здесь, в этой святой обители, где я буду казаться такой малозначительной рядом с принцем и святым великомучеником? Меня могли бы похоронить где-то в тени или с краю, а может быть, в ногах у Неда, если там найдется для этого место. Просто жена. Игравшая незначительную роль в его жизни.
– Это место не по мне, Нед, – вслух сказала я, как будто он мог услышать меня и понять. – Думаю, более подходящим для меня станет составить компанию Томасу в Стамфорде. Там я смогу претендовать на какое-то собственное признание, не находясь в тени твоего царственного присутствия.
Я представила себе согласие Неда. Кивок, дарующий мне его высшее позволение на это.
– Но не сейчас. А когда наступит мой черед. – Больше действительно сказать было нечего. – Прощайте, милорд. Вы навсегда останетесь в моих мыслях.
Выйдя вслед за Ричардом из собора, я повернулась лицом в сторону Лондона. Все следы слез на моих щеках уже были стерты. Оставалось еще одно дело, которое необходимо было выполнить, чтобы обеспечить благополучное наследование Ричардом королевского престола. Ничто не должно помешать моему сыну принять английскую корону, и ничто не должно угрожать этому.
Январь, 1377. Кеннингтонский дворец
Я должна была завоевать уважение зажиточной части жителей Лондона своим возросшим влиянием на положение дел в королевстве. Даже если Ричард беспрепятственно займет трон короля после смерти Эдуарда, мне потребуется, чтобы граждане столицы безоговорочно поддержали это данное Богом право моего ребенка. Получая подаренную Неду золотую посуду, своими учтивыми словами и грациозными жестами я уже заслужила их одобрение. Теперь я должна была воззвать к простому люду, с его грубыми удовольствиями и непредсказуемыми предпочтениями. Вполне в моих силах было повести за собой толпу, нашептать о моих запросах правильным и исполнительным людям. Кому ж не захочется праздника? И по такому замечательному поводу народ Лондона оказался на высоте положения.
С наступлением вечера по лондонским улицам, заполненным толпами веселящихся людей, подогретых бесплатным элем, прошла большая, более сотни человек, группа переодетых актеров, выдававших себя за рыцарей и оруженосцев, кардиналов и папских легатов, которые, резвясь и беснуясь, размахивали факелами, отбрасывавшими причудливые тени. Это была шумная пирушка, которую не забудут еще долго. Оттуда вся эта чрезвычайно шумная ватага актеров по моему личному приглашению направилась в Кеннингтон, где всех нас, включая славное семейство королевских дядьев Ричарда и самых влиятельных магнатов страны, уже ждали.
Это был дальновидно продуманный вечер, наполненный смехом и весельем. Ричард, получив в подарок от ряженого в кричащие пурпурные с золотом одежды императора шулерские игральные кости, вдохновенно бросал их на кусок черного шелка и раз за разом выигрывал вполне настоящие золотые вещи, визжа от детского восторга и ничего не подозревая об обмане. По моему приказу, но от имени Ричарда, всем лицедеям были розданы золотые кольца, а сопровождавшей их толпе – бесплатный эль. Под веселую музыку танцевали все: и лорды, и простолюдины, и даже королевские дядья моего сына, поддавшиеся беззаботной хмельной атмосфере. Я была удовлетворена сверх всякой меры, и это ощущение не омрачалось даже немалым количеством денег и разных хитроумных уловок, потребовавшихся для постановки такого красивого действа. Оно того стоило, и я готова была вытерпеть и вонь от немытых тел, и жирную копоть факелов, от которой местами потемнели стены прекрасного Кеннингтонского дворца, построенного Недом.
– Умна. – У моего плеча стоял Ланкастер, запыхавшийся, с влажными от пляски волосами. Он сразу понял, кто стоял за этим представлением. – Ричард Счастливчик, Ричард Необычайно Щедрый. Ты достойна высших похвал.
– А что, нет? – Я продолжала наблюдать за толпой, улавливая малейшие нюансы смены настроений.
– Это твои кости?
– Нет, они принадлежали Неду. Опережая твой следующий вопрос, хочу сразу сказать, что выигранные золотые украшения настоящие и обеспечены мной. Актерам это стоило только их согласия.
– Мне кажется, я узнал нож с драгоценными камнями на рукояти, который выиграл Ричард. Это я подарил его Неду много-много лет тому назад. – Он рассмеялся, возможно признавая мои амбиции не менее сильными, чем его собственные. – Но для твоего сына ничего не жалко, верно?
– Верно. Ничего.
Я перевела взгляд туда, где Ричард продолжал танцевать в процессии с кардиналом и горсткой неряшливых рыцарей с бутафорским оружием. Именно этого я и хотела для своего сына. Оставив Ланкастера, я проследила, чтобы чаши были вновь наполнены, и увела Ричарда с собой, потому что он устал и мне хотелось, чтобы он был рядом со мной. Его светлые волосы блестели от пота, а глаза сияли от восхищения, которое он читал на лицах людей. Просто идеальный принц, которого будет любить народ; король, которому обязательно улыбнется фортуна, – даже если для этого фортуну придется хорошенько лягнуть ногой в щиколотку.
В другом конце комнаты Ланкастер принимал очередной кубок вина. Я думала о том, как мне поговорить с ним. Но нет, не сейчас. Здесь не место и не время, однако сделать это нужно уже скоро. Жизнь короля явно подходила к своему завершению. И я должна быть терпелива в период ожидания его кончины.
Я ничего не пила. И мое восприятие событий того вечера ничем не было искажено.
Время для осуществления моих планов наступило позже, в феврале, когда я меньше всего ожидала этого, причем все это произошло обескураживающим и захватывающим образом, что в очередной раз напомнило мне, насколько все мы уязвимы в этом мире. Поздно вечером, когда священник на вечернем богослужении уже благословил нас ко сну, к нам в Кеннингтон пожаловал нежданный гость. После короткого разговора со мной и моего согласия мой камергер провел ко мне Ланкастера, мокрого, взъерошенного, злого, который, прямиком войдя в мои личные покои, тут же резким жестом удалил оттуда всех моих женщин, даже не спросив на это моего разрешения.
Я не возражала. Было ясно, что события в городе, вести из которого доходили до нас ежедневно, докатились до критической ситуации. Вооружившись всем своим терпением, я ждала, пока он расхаживал по комнате, сбрасывая на ходу свой плащ с изящно сложенным капюшоном и оставляя за собой на полу капли дождя, и одновременно оценивала его настроение – он был мрачнее тучи.
