— А как бы ты стал действовать? — не отставал Феспис.
— По обстоятельствам. Послушай… — Он решил, что пора перехватить инициативу. — Ты всерьез готов забросить на Денор водородную бомбу? Ведь погибнут не только олигархи, которых ты не любишь, а масса рядовых денорцев. Помнишь, мы видели двоих в космопорте? Такие же люди, как мы с тобой. Ты стал бы их убивать?
— Норберт, я просто говорю о том, чтобы забросить туда бомбу! — Хальцеолиец беспокойно заерзал на вращающемся стуле без спинки. — Теоретически, понимаешь?
— Забросить бомбу — значит убить людей.
— Ты все упрощаешь! — Феспис вскочил.
Стул — бархатистая черная окружность на тонкой металлической ножке — тут же исчез, провалившись в пол; с тихим щелчком встала на место плита, прикрывающая сверху нишу. В центральном зале вся мебель была такая, «Антираспад» не сразу с ней освоился.
— Вот чертовщина, — выразил свое недовольство хальцеолиец. — Теперь опять его вытаскивай… — Он наступил на красный кружок, нарисованный в углу плиты, — та сдвинулась в сторону, и стул вырос, как гриб.
— Нажми два раза, — посоветовал Норберт, — тогда зафиксируешь.
— Эти древние изобретатели были такие же технократы, как ты! Я не хочу убивать людей, ты напрасно так подумал. Я рассуждал о возможностях. Дилемма, о которой ты сказал, существует. Нет, в реальной жизни я не стал бы убивать, я не тот человек. — Феспис вздохнул, не то с раскаянием, не то с сожалением. — Я ведь не присоединился к террористам, хотя мог бы, а пошел работать в вашу фирму!
Его болтовня насчет бомбы заставила Норберта призадуматься. В следующий раз Норберт и Илси отправились на Лидону. Стоило там кое-что сделать.
…Столица Лидоны, Арела, располагалась на равнине, несколько тысячелетий назад оживленной только гигантскими белыми кактусами и невысокими скалами. Норберт когда-то видел стереокартинку: пронизанная солнцем даль, на большом расстоянии друг от друга торчат, отбрасывая четкие тени, лиловые камни и устремленные ввысь колючие растения. С появлением на планете первых поселенцев кактусы исчезли — зачахли от соседства с людьми. А их сок оказался ценным фармакологическим сырьем; то, что семена они давали не чаще одного раза в три-четыре сотни лет, обнаружилось слишком поздно. Теперь вымерший белый кактус был символом лидонского Общества Охраны Дикой Природы. Зато скалы остались на месте. В них прорубили арки, а иные выдолбили внутри, превратив в оболочку для благоустроенных зданий.
Норберт и Илси смотрели на Арелу сверху: широкие улицы, обилие транспорта, поднятые на мощных опорах автомобильные и пешеходные мосты. Среди бескрайнего океана крыш попадались то прозрачные купола (внутри голубое — бассейны?), то зазубренные верхушки вписавшихся в городской ландшафт скал.
— Похоже на Соледад? — спросила Илси.
В Соледаде она никогда не бывала, хотя ее часто приглашали в гости родственники по материнской линии. Но если об этом заходила речь, Лионелла заявляла, что «наша Илси для путешествий слабенькая, ей надо сидеть дома, а то она заболеет». Норберт скривился, вспомнив тетку, и ответил:
— Не похоже. Идем на посадку.
Сели за чертой столицы: у магнитоплана был валенийский регистрационный номер, и, если здешняя полиция пожелает узнать, каким образом эта машина очутилась на Лидоне, им долго придется подыскивать правдоподобное объяснение. Набросив сверху маскировочную сетку, углубились в заросли кустарника. Перед глазами маячили ветки с мелкими яркими листочками и двухдюймовыми шипами, жарило солнце, на липкой от пота коже горели царапины. Где-то впереди шумели машины. Мучения Норберта усугублялись мыслью, что вовсе не обязательно было так страдать — его убедил в этом пример сестры. Пока он, двигаясь напролом, шаг за шагом отвоевывал у кустарника жизненное пространство, та успела дважды сбегать к шоссе и вернуться обратно, подбадривая: «Нор, уже близко! Еще совсем капельку надо пройти!» Норберт с завистью смотрел, как она проскальзывает меж тесно столпившихся растений, уверенно раздвигая ветви. Попробовал идти сразу вслед за ней — не получилось. «Накоплю полтора миллиона и тоже махну в Тренажер», — решил он, в очередной раз напоровшись на шипы. Наконец впереди мелькнул просвет, вскоре они выбрались на обочину. Оба в спортивных костюмах из сверхпрочной ткани (шипы так и не смогли ее разодрать), в кармане у Илси лежал включенный зонд. Обработав царапины на кистях рук, на лбу и на шее биогелем, Норберт остановил попутную машину. Через полчаса въехали в Арелу.
Мосты-автобаны отбрасывали широкие полосы тени. Высотные здания, нацеленные в безоблачное небо, на глазах меняли конфигурацию верхних этажей. Норберт вначале решил, что ему мерещится с перегрева, но потом понял: у них там выдвижные балконы, только и всего. В толпе то и дело попадались наголо обритые мужчины и женщины — вместо волос у них на головах искрились имплантированные драгоценности. По другой стороне улицы неторопливо семенил большой паукообразный лайколим; его мешковатое туловище окутывало нечто вроде прозрачного кокона с отверстиями для свисающих конечностей. Легкий скафандр? Помнится, Зеруат говорил, что лайколимы не могут дышать пригодным для людей воздухом. Наверное, на Каясопоне им тоже приходилось носить скафандры. Засмотревшись на негуманоида, Норберт чуть не столкнулся с появившимся из-за угла роботом. Тот мгновенно затормозил, обогнул человека, из металлического корпуса донеслось певучее: «Извините». Справа уходил вверх широкий, в несколько рядов, эскалатор, указатель сообщал: Пешеходный мост. Видеофоны. «Элинон». Ресторан «Соф». Медицинский пост.
— Нам сюда? — спросила Илси.
— Ага, — выдохнул Норберт. Впервые в жизни он чувствовал себя дремучим провинциалом.
Эскалатор вынес их в огромный зал с прозрачным полом. Внизу проплывали наземные машины, роботы, макушки прохожих. Ощутив головокружение, Норберт поднял взгляд: потолок тоже был прозрачным, там мелькали ноги людей, двигался, извиваясь, какой-то лентообразный механизм на колесиках, выше виднелся еще один этаж, и еще… Судя по всему, на самом верху находился пешеходный мост. Голоса гулко отдавались под псевдостеклянными сводами. На стене горела, указывая вперед, стрелка: Видеофоны. Фирменный магазин «Элинон».
— Идем, — позвал он.
Впереди толпился народ, и вначале Норберт испугался, что это очередь к видеофонам. Но нет — люди стояли перед сияющей аркой, над которой мигал громадный голубой глаз с длинными, загнутыми ресницами. Каждую секунду ресницы меняли цвет — черные, сиреневые, золотые, зеленые… Потом вместо глаза появились алые губы, через мгновение ставшие вишневыми, затем розовыми, серебряными… Их сменила надпись: Элитная косметика «Элинон» — вот то, чего Вы достойны!
На возвышении под аркой появились две девушки, почти обнаженные, если не считать символических блестящих трусиков, и молодой человек в шлеме с укрепленным на тонкой дуге микрофоном.
— Это Люси и Холи! Сейчас они подерутся из-за нашего подарочного набора! — объявил он жизнерадостно. — Ну-ка, посмотрим, кому же достанется набор первоклассной декоративной косметики «Элинон»?
