противиться переполняющим ее эмоциям.
– Моя Бони, – я гладил ее по волосам, прикладывая к этому действия все силы, что у меня в тот момент были.
– Как ты себя чувствуешь? – словно неожиданно вспомнив, что она врач, подняла голову Лилит.
– Нормально, – кивнул я.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Воды…
– Конечно¸ сейчас.
Лили быстро вытерла рукавом рубашки мокрые дорожки на своих щеках, схватила пластиковый стаканчик со стола и покинула комнату. Я почти провалился в сон, когда она вернулась, хоть, наверное, и не было её всего пару минут.
– Вот, пей, – она протянула мне стаканчик, из которого торчала трубочка.
Еще никогда прежде вода не казалась мне настолько вкусной. Не было ничего вкуснее на свете, чем та прохладная жидкость, которая возвращала к жизни мое тело. Я и не заметил, как опустел стаканчик.
– Еще? – спросила Лилит.
– Да. Пожалуйста.
Она снова ушла, а когда вернулась, я уже крепко спал. И это был самый обычный сон. Я возвратился из мира вечного забытья, и врата туда закрылись для меня. Временно, конечно, как и для всех в этом мире. Смерть снова отпустила меня, теперь уже по собственной воле, и мне хочется верить, пусть это и покажется кому-то излишней мистификацией, что вернули меня в этот мир потому, что я ещё могу здесь пригодиться, сделать что-то достойное, что-то полезное.
В городе нашлось немало людей, в чьих интересах было поскорее замять всё произошедшее и никогда больше об этом не вспоминать. И неудивительно, что сразу, как стало известно о моем возвращении в мир живых, ко мне наведался мужчина в сером костюме, очень низкого роста, с пухлым и доброжелательным лицом и внимательными серыми глазами, в которых не было ничего доброжелательного.
Лилит была против нашего общения, но я успокоил ее, сказав, что готов к разговору, чувствую себя хорошо, а ещё хочу поскорее со всем разобраться.
Мужчина, который так и не представился, попросил меня рассказать подробно обо всем случившемся. Но некоторые подробности я, конечно же, опустил. Однако, в общем и целом, передал всю историю верно.
– И вы не знаете, где сейчас может находиться этот Мор? – уточнил он.
– Нет, конечно. Но если он снова появится рядом с Филином, будьте уверены, я его убью.
– Это может означать, Клайд, что вы хотите продолжить заниматься своим делом? – спросил он.
– Конечно. Я, ведь, охотник.
– Приятно слышать. Совет города очень обеспокоен всем случившемся, но думаю, что к вам у них не будет никаких претензий. Вы, ведь, не имеете отношения ко всем этим омерзительным экспериментам Роланда, верно?
– Конечно, не имею. Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что совет позволит вам продолжать работу, если вы и все прочие участники этой истории, подпишите согласие о неразглашении. Обычным людям в Филине совершенно не обязательно знать о заклинателе, понимаете меня?
– Очень четко, – кивнул я. – Где поставить подпись?
Мужчина холодно улыбнулся:
– Все соответствующие документы мы подготовим к вашему выздоровлению, – он поднялся. – Ну, а пока что мне достаточно будет и вашего устного согласия.
Пройдя к двери, он обернулся.
– Желаю вам скорейшего выздоровления, Клайд. Филину нужны охотники, и мы будем с нетерпением ждать вашего возвращения в строй.
И больше я никогда не встретился с этим человеком. Мне оставалось лишь догадываться, кем он был и какую должность занимал. Не то, чтобы я долго размышлял над этим, быстро придя к логичному выводу, что сфера деятельности этого человека, как и его настоящее имя, не указаны ни в одном документе и, по сути, не существуют вовсе. А занимается он, как я думаю, проблемами самого деликатного характера, и мне не хочется даже представлять, чем бы грозил мой отказ от молчания. Однако, лишь последнему дураку могли прийти в голову мысли болтать о подобном. И не только потому, что властям города это не угодно, или потому что никто в Филине в такую историю не поверит. Но, главным образом потому, что людям, обычным жителям, действительно не стоит знать ничего подобного. Осознание того, что на улицах их родного Филина бродили твари и вел их самый настоящий заклинатель, без сомнения, нарушит шаткое душевное равновесие горожан, лишит их уверенности в безопасности стен, и одному Богу известно, к чему все это может привести. А разве не в этом заключается главная задача властей, чтобы обеспечивать покой и безопасность своих подопечных? Частично эта ноша возлагается и на плечи охотников, и я готов был нести ее, молчать во благо города и спокойствия его жителей. Все соответствующие для подписания документы я получил через полтора месяца, когда вернулся домой, и на этом вся история с заинтересованностью совета к произошедшему, иссякла.
Не скажу, что сразу пришел в норму. Совсем наоборот. Первые несколько дней я не мог не то, что ходить, но даже говорил с трудом. Модификаторы питались ресурсами моего организма и, по словам Лилит, могли бы убить меня, продлись их действие дольше. Но самое ужасное то, что наниты не покинули мой организм.
– О чем ты думал? – спросила Лилит, когда поднялся этот вопрос.
– О тебе, – ответил я просто. – Иного пути не было, ты же знаешь.
– Да, прости, – она обняла меня, все так же лежащего на кровати уже который день.
– Всё так плохо? – спросил я.
– Я что-нибудь придумаю. Обещаю.
И Лилит придумала. Я спас её там, на крыше, а она спасла меня здесь, в больнице. Так и должно быть, верно? Двое против всего мира.
Сотрудничая с лучшими врачами из Горизонта, которых любезно предоставила Блэки, Лилит удалось разработать сыворотку, нейтрализующую действие модификаторов на какое-то время. И теперь, если я хочу продолжать жить, мне придется колоть ее себе не реже раза в сутки.
После этого я быстро пошел на поправку. Патрик не жалел денег на самое лучшее лечение и препараты. И каждый день, глядя на себя в зеркало я видел эти улучшения. Исчезли черные круги под глазами, кожа из бледно-серой вновь вернула свой естественный оттенок. Но кое-что осталось неизменным. Три длинных шрама с рваными краями, тянущиеся от виска, через левый
