сохранил ему жизнь, но велел ослепить раскаленной иглой: кровь брата требовала отмщения. Так и прожил Камрон слепым до конца своих дней.
Беспрерывные войны отняли у Хумаюна много сил и времени, — ему не удалось приумножить достижений отца. Страстный книголюб, он увеличил тем не менее отцовскую библиотеку в Дели редкими рукописными книгами.
Воин, участник множества истребительных сражений, Хумаюн умер не на поле боя, а в той самой, отцовской, библиотеке — он споткнулся однажды о высокую мраморную ступеньку на лестнице, упал и сильно разбился. Как и отец, Хумаюн умер, не достигнув пятидесятилетнего возраста. Величественный мавзолей Хумаюна в Дели был воздвигнут из красного камня по воле вдовы Хамиды Бану-бегим, которая после безвременной смерти мужа начала править страной вместе с четырнадцатилетним сыном Акбаром.
Если вы приедете в Индию, вам обязательно покажут мавзолей мирзы Хумаюна в Дели и Тадж-Махал в Агре — памятники взаимной любви и преданности.
Сохранилось много свидетельств того, что и Акбар, и Шах-Джахан читали и перечитывали «Бабур-наме». Они знали все семейные предания, связанные с Бабуром. Разумеется, и у них, этих грозных властителей, были свои беды и сложности, своя трудная, полная противоречий жизнь. Но они обладали также чувством прекрасного, почерпнутым у Бабура.
Наверное, воздвигая Тадж-Махал, Шах-Джахан старался оплатить не только свой долг перед безвременно ушедшей женой Мумтаз-бегим, но и долг Бабура перед Ханзодой-бегим и Мохим-бегим, и долг Хумаюна перед Хамидой Бану-бегим.
Среди потомков Бабура самым большим ценителем его творчества был Акбар. «Бабур-наме» он брал с собой в походы. Во времена Акбара были сделаны два перевода «Бабур-наме» с тюркского на персидский язык, лучшие художники Индии на сюжет этой книги написали блестящие миниатюры.
В честь одной из главных побед Бабура, одержанной им в Сикри, а также в память о том, что здесь он дописывал, свои мемуары, Акбар приказал построить город Фатхпур-Сикри[176]. Одно время он даже перенес туда свою столицу из Дели. Доныне сохранились дворцы и здания разных служб Фатхпура-Сикри. Уж давно там никто не живет, но памятники далекой старины до сих пор привлекают туда людей со всего света. Эта нежилая столица обрела сейчас как бы вторую жизнь, напоминая посмертную судьбу Бабура.
Ведь в разных странах мира Бабура знали долгое время только как основателя империи Великих Моголов в Северной Индии, творческое же его наследие оставалось неизвестным для большинства.
Но империя Великих Моголов, как бы ни гремела слава о ней в годы ее расцвета, просуществовав около двухсот лет, безвозвратно ушла в прошлое. Не дожили до наших дней и прямые потомки Бабура — последние из них погибли в борьбе против английских колонизаторов.
Не заросла лишь тропа, приводящая нас к стихам и прозе, написанным рукою Бабура. Еще в прошлом веке «Бабур-наме» перевели на русский, английский, французский и немецкий языки, книга нашла себе ценителей во многих странах мира[177].
Естественно, что особенно дорожат творчеством Бабура на земле, где он родился и вырос. Бабура изучают в вузах и школах Узбекистана как крупнейшего после Алишера Навои поэта-классика.
В Ташкенте в Аллее Поэтов установлен бюст Бабура. До сих пор на свадьбах поют его газели.
Своим культурным достоянием считают творческое наследие Бабура и в Индии. Великий сын индийского народа Джавахарлал Неру, прочитав мемуары Бабура, назвал его обаятельной личностью и типичным представителем эпохи Возрождения в Индии. А известный индийский писатель Мулк Радж Ананд сказал о «Бабур-наме» так: «Это — одна из самых прекрасных книг мира. Недаром ее украсили своими миниатюрами художники Индии, ибо она — общее наше достояние».
Это и есть вторая жизнь человека большого таланта и удивительной судьбы, покинувшего мир четыре с половиной века назад.
1969–1978
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ЦАРЬ И ПОЭТ
Эту книгу я ждал много лет. Ждал, не предполагая, когда она будет написана и кто будет ее автором. Личность Захириддина Бабура, великого поэта, пятисотлетие со дня рождения которого мы будем отмечать очень скоро — в феврале 1983 года, всегда мне представлялась загадочной. Я ждал ответа на вопрос, который, казалось, не имеет ответа.
Как мог ужиться в одном человеке великий лирический поэт и великий правитель — шах, завоевавший Индию, объединивший под своей властью множество земель индийских магараджей и основавший так называемую Империю Великих Моголов со столицей в Агре, государство настолько прочное, что оно просуществовало три века и пало только под ударами англичан.
Поэт и царь — тема эта волнует умы с давних пор. Надо ли вспоминать трагические судьбы поэтов всех времен и народов! Много превосходных книг мировой литературы посвящены драматическим страницам жизни гениальных поэтов и художников, которых преследовали сильные мира сего.
На память приходят лишь два поэта с мировым именем, пользовавшиеся при жизни поддержкой правителей, — Иоганн Вольфганг Гете и Алишер Навои, старший современник Бабура. Но и Навои был в конце концов изгнан из родного Герата своим ближайшим другом султаном Хусейном Байкара под нажимом фанатиков-мусульман.
Юлий Цезарь сказал одному поэту, читавшему перед ним стихи: «Ты слишком поешь для человека, который читает, и слишком читаешь для человека, который поет» — его раздражала поэтическая форма выражения мысли. Как тут не вспомнить слова Белинского о том, что литература «ежеминутно возникает из нравственных и исторических потребностей народа, как бой сердца в груди нашей, как удар пульса и дыхание», что «она не только мысль, но и верование, и страсть, и судьба».
История того, как всемогущий Цезарь преследовал поэта Катулла, еще ждет своей книги. И знаменитые эпиграммы Катулла на Цезаря и его клевретов, и загадочная смерть молодого поэта от неизвестной болезни вскорости после того, как его завлекли на обед к императору (при Цезаре в Рим привезли с Востока многие тайные яды, действовавшие с разной степенью быстроты), — все это могло бы послужить материалом не только для литературоведов и историков, но и для писателей, тяготеющих к исторической теме.
Как и Цезарь, Бабур оставил миру записки, написанные языком политика. Как и Катулл, Бабур оставил миру книгу стихов, пронзающих сердце. О разнице между мышлением политическим и художественным написаны горы книг. Считается аксиомой, что эти два типа мышления не могут существовать в одном человеке: поэтому-то Грибоедов и писал Одоевскому, что, по его мнению, «истинный художник должен быть человек безродный», а Гейне, более того, вообще считал, что «в то время, когда преобладают политические интересы, редко может
