одну, — вздохнул хитрец, — но вы забываете, что блоха эта государственная и я кормлю ее из государственных фондов.
С тех пор люди из кожи вон лезут, чтобы иметь возможность кормить государственную блоху.
Перевод Н. Лабковского.
Ясен Антов
ПРОСТО ЛИСТОК С ДЕРЕВА…
О торжестве в университете я, конечно, забыл, и звонок нашей секретарши застал меня врасплох. Я-то рассчитывал пойти днем купить подарок для Кати-маленькой и больше чтоб никаких дел, никаких заседаний, лекций — ничего, только найти подарок Кате-маленькой. А теперь, выходит, берись за утюг и отглаживай выходной костюм — я недавно провел в нем ночь в поезде, и он, естественно, потерял всякую презентабельность.
Я с осторожностью сообщил об этом жене — не хотелось ее волновать, — но она воскликнула: «Так я и знала!» — и схватилась за голову — у нее, бедняжки, мигрень.
У Катиной мамы тоже всегда мигрень, так что когда они с моей женой сходятся, им есть о чем поговорить.
Я сказал, что для такого собранного человека, как я, отутюжить быстренько костюм и проделать все что нужно вообще не проблема, но про подарок говорить не стал, потому что мигрень неприятная штука, у меня самого по временам побаливает голова, и я тогда становлюсь ужасно раздражительным.
Тихонько выйдя из дому, я неслышно прикрыл за собой дверь и направился прямиком на рынок. Есть там лавчонка, где хромой человек торгует птицами, а мне надо было купить Кате-маленькой ко дню рождения птичку — единственное, что ей подходит. Знаете, как это важно — подарить Кате то самое, что ей нужно. Ведь каждому человеку требуется свое, подарок — это не просто что-то материальное, можно просто листок сорвать с соседнего дерева, но подари его, кому нужно и когда нужно, и ты сделаешь большое дело.
Я встречал немало людей, пышущих здоровьем, отлично одетых, а по лицу видно, что внутри у него какая-то трещинка. Сорви листок с дерева, протяни ему — может, человек и обрадуется. Или птичку подари.
Были мы однажды в гостях у Кати-маленькой — у ее родителей неподалеку от Софии дача, — говорили о театре, потом зашла речь о Китае. Катина мама сказала, что у нее из-за этого Китая голова раскалывается, и тогда один доцент, который недавно вернулся из Бельгии, очень воспитанный человек, перевел разговор на новые французские фильмы, и хозяйка дома успокоилась. Теперь ей действовала на нервы только Катя — нет чтобы пойти на соседнюю дачу, где веселится молодежь, знай вертится под ногами, хотя ребенку среди взрослых совершенно не место. Я сказал: «Пойдем, маленькая, пойдем к молодым!» — встал и взял ее за руку, а наши жены переглянулись, и в глазах у них можно было прочесть: ничего не поделаешь, мужчины в этом возрасте все неврастеники.
А Катя-маленькая шепнула мне: «Хочешь, я тебе один секрет покажу?»
— До смерти люблю секреты!
— Ты болота любишь? — спросила уже громко Катя, когда мы отошли от дома.
— Люблю, но где теперь возьмешь болото? Все кругом заасфальтировали…
— А у меня есть болото, — сказала Катя и повела меня на незастроенный участок, где были свалены кирпичи и камни для будущего строительства. Цепкая трава обвивала нам ноги, на цветущем кусте шиповника сидел воробушек, красота!
— Вот смотри, — сказала Катя-маленькая, подходя к прятавшейся в траве темной луже.
Откуда-то натекла вода и тут задержалась — просто чудо!
— Правда ведь? — сказала Катя.
— Фантастика! — сказал я. — Как ты его разыскала? В таком заброшенном, глухом месте?
— А я всюду хожу, смотрю, — сказала Катя. — Знаешь, чего только вокруг нету! В моем болоте даже лягушка есть.
— Болото без лягушек вообще не болото, — сказал я. — Болота — они только благодаря лягушкам живые, а без лягушек — просто-напросто несчастные лужи.
— Правда, — согласилась Катя, — несчастные лужи. Но в моем болоте еще и не то есть. В моем саламандры живут!
Мы присели перед лужей на корточки — там действительно жили три маленькие саламандры. Они медленно шевелились на дне, пятнистые их тельца изгибались — господи, настоящие саламандры!
Катя-маленькая сказала, что взяла бы их с собой в город, но у мамы плохо с нервами, даже птичку не разрешает дома держать…
— А представляешь, — мечтательно произнесла Катя, — была бы у нас дома птичка… Ты знаешь, что это такое — когда дома живет птичка!
Мы сидели на корточках перед лужей, жевали травинки, а чудесные саламандры шевелились в тине — что тут поделаешь, люди стали нервные, и от Китая у них голова раскалывается, и от птичек.
— Мне бы такую птицу, чтоб не пела, — сказал я хромому продавцу с печальными глазами. — Красивую птицу, которая не поет.
Он долго смотрел на меня: приличный человек в выходном костюме — а просит птицу, которая не поет.
— Купите курицу, — медленно произнес он, — будете вдобавок иметь свежие яйца. Хотя курица тоже издает звуки, а вам надо, чтоб птица всегда молчала…
Я извинился — дескать, понимаю, у него вся жизнь проходит в этом магазинчике, где по стенам висят клетки с его любимыми птицами, вся жизнь — среди песен и чириканья, а мне подавай немую птицу, это ужасно, конечно, но понимаете…
— Это только люди молчат, — задумчиво произнес продавец. — Только люди боятся показать другим свою радость или свою боль…
— Нервы, — сказал я и смущенно пожал плечами. — Мама у Кати-маленькой очень нервная, все ее раздражает.
Он не спросил, кто такая Катя-маленькая, но тоже пожал плечами: мол, если нервная мама… Потом снял со стены клетку, открыл дверцу и нежными пальцами вынул оттуда маленькую птичку с синими перышками на крыльях.
— Эта, сударь мой, не поет, — сказал он, — она будет только шепотом разговаривать с Катей-маленькой, тоже ведь живая душа, надо ей с кем-то поделиться радостью или выплакать кому-то
